— Онемела.
Он подходит ко мне, говоря:
— Сегодня я заставлю тебя кое — что почувствовать, прежде чем поцеловать меня. — Одевайся.
— Что мы делаем?
— Все, что мы захотим. — Он ухмыляется и закрывает за собой дверь.
После того, как я принимаю душ и укладываю волосы, я подхожу неторопливо к гардеробу и выбираю джинсы и облегающий топ. Когда я выхожу в гостиную, он уже стоит с моей курткой в руках.
— Ты замышляешь что — то нехорошее, — поддразниваю я.
— Ты выглядишь сногсшибательно.
— Да, — язвительно замечаю я. — Ты определенно замышляешь что — то нехорошее.
Как только мы добираемся до вестибюля, он выводит меня на оживленные улицы города и ловит такси.
— Такси? Где твоя машина?
— Сегодня мы заляжем на дно. Доверься мне, — говорит он, открывая мне дверь. Я перебираюсь на заднее сиденье, и Деклан говорит таксисту:
— Военно-морской пирс.
— Военно-морской пирс?
— Ты когда-нибудь была там?
— Как ни странно, нет. А ты? — спрашиваю я.
— Нет.
— Так зачем мы едем?
— Почему нет?
Его непосредственность вызывает у меня улыбку, и я делаю осознанный выбор, отдавая себя ему сегодня. Потому что, в конце концов, он — причина, по которой я продолжаю идти.
Мы оказываемся среди туристов, когда выпрыгиваем из такси. Два человека, которые сливаются со всеми остальными. Мы идем рука об руку в сувенирный магазин и смотрим на безделушки, и Деклан думает, что он милый, когда покупает мне дрянную чикагскую футболку с надписью спереди «На трибунах лучше».
— Зря потраченные деньги.
Он берет футболку и надевает ее мне через голову, говоря:
— Тогда тебе лучше надеть ее и не позволить ей пропасть даром.
Он опускает ее, и когда я вытаскиваю руки из рукавов, он делает шаг назад и улыбается.
— Теперь ты счастлив?
Он смеется:
— Ты выглядишь мило.
Закатив глаза, я присоединяюсь к нему с легким смешком. Он жизнерадостный и беззаботный, и приятно видеть его с этой стороны. У нас было так много дней, наполненных темными тучами и удушающими эмоциями, но видеть, что лучи света могут пробиться сквозь эти тучи, дает мне надежду для нас.
Мы гуляем вдоль воды, наслаждаясь весенним бризом. Он покупает мне торт — воронку, когда я говорю ему, что никогда его не пробовала, а затем слизывает сахарную пудру с моих губ после того, как я вдыхаю аромат жареного лакомства. Когда я наедаюсь сладкими углеводами, он ведет меня на колесо обозрения.
— Давай же.
— Ни за что, Деклан. Это слишком высоко.
— Что ты говоришь? Твердолобая Элизабет боится высоты?
— Ммм… да, — признаю я, запрокидывая голову и глядя на огромное колесо.
— Это колесо обозрения! — восклицает он.
— Да. Я знаю это, — говорю я и, подняв руку к нему, раздраженно говорю, — И это смертельная ловушка!
Он качает головой, смеясь:
— Это самая безопасная поездка здесь.
— Мне все равно. Ты не заставишь меня лезть на эту штуку.
Он испускает тяжелый вздох и сдается.
— Хорошо. Никакого колеса обозрения.
Взяв меня за руку, он говорит:
— У меня на уме кое — что получше.
Мы направляемся к небольшому павильону торговцев рыбной ловлей на северном причале. С наживкой и удочками в руках мы находим место для заброса удочек.
— Дай мне свою удочку, и я подсеку для тебя наживку.
— Я и сама способна это сделать, — говорю я с уверенным видом.
— Дерзай, дорогая.
Его глаза следят за тем, как я опускаю руку в ведерко с наживкой, вытаскиваю ее и надеваю на крючок.
Глядя на него, держащего свою удочку, я поддразниваю:
— Тебе нужна моя помощь?
— Я впечатлен.
— Я пришла с улиц, Деклан. Наживка на крючок — это ерунда, — говорю я ему с ухмылкой, а затем забрасываю леску в воду.
— Итак, я так понимаю, ты рыбачила раньше.
Я наблюдаю, как он закидывает удочку, и отвечаю:
— Нет, не совсем. Только один раз с моим отцом. Он держал удочку для меня, и когда был клев, он позволял мне наматывать леску. А как насчет тебя?
— Все время. Когда я жил здесь, я выводил свою лодку в море во время простоя, что случалось не часто, но я уходил, когда мог, и бросал одну — две удочки.
— Я кое — что поймала! — Я практически визжу, когда что — то дергает за мою леску. Я смеюсь с детским восторгом, и тут на поверхность всплывает маленькая рыбка.
— Это окунь.
Он берет маленькую рыбку и вытаскивает крючок, все время улыбаясь мне.
— Я выигрываю, — хвастаюсь я, и когда он бросает рыбу обратно в воду, он говорит: