Корабль Марны моряки называли в честь капитана, чья вальсирующая манера фехтования стала легендой. «Плясунья» гласило название на левом борту. Кариатида на носу изображала стройную девушку в цыганском платье, прижимающую к груди бубен.
Ее «Плясунья» была золотистым механическим бригом. Вот уже десять лет они были неразлучны, и ее бриг всегда приводил Марну в порт. Его корпус из тонкого, золотящегося на солнце металла и две изящные мачты, и экраны с голограммами парусов, были в глазах капитана совершенством. Любовь с кораблем, как всегда казалось Марне, была взаимна.
Сейчас это было как никогда важно. Дело, которое им с «Плясуньей» предстояло на этот раз, нельзя было провалить.
Последние пять лет Марна перестала брать даже попутные грузы, промышляя исключительно перевозками пассажиров. И этот заказ мог оказаться самым важным в ее жизни. На этот раз на ее борт должен был взойти не очередной политик, не труппа актеров и не певица, отправляющаяся в тур по континентам.
Единственным пассажиром «Плясуньи» должен был стать доктор.
Марна мало знала об эпидемии на острове Вацлат. Она началась несколько недель назад, и город сразу же объявили карантинной зоной. Большего не пронюхали даже вездесущие газетчики. Даже редакция «Парнаса», про чьих Пишущих шутили, что им можно поручить найти иголку в темноте чужой спальни.
Марна усмехнулась. Контракт с «Парнасом» сухо шуршал дорогой гербовой бумагой у нее в кармане. Она никогда не упускала побочных заработков.
Правда, к контракту прилагалась мелкая неприятность — мальчик из редакции. Фотограф. Лет на десять моложе Марны, щуплый, с непослушными каштановыми кудрями. Смотрел, как волчонок, исподлобья, колючим голубым взглядом. Марна видела только один его глаз. Половина лица Оскара была прикрыта волосами. Впрочем, Марна на его счет не переживала. Газетчики «Парнаса» были выносливыми, не жаловались ни на качку, ни на голод и могли за себя постоять в бою. Поэтому она никогда не возражала против их присутствия, если редакция платила. А редакция платила всегда.
Вторым незнакомым ей членом экипажа в этом плавании была ведьма. Она прибыла на борт утром, за сутки до начала плаванья. Без колдуна Марна давно не рисковала выходить в море, как и большинство капитанов, хоть сколько-то заботившихся о сохранности корабля и груза. Джонатан, с которым они плавали три года, недавно взял расчет, соблазнившись какой-то юной особой в одном из южных портов. Ведьму спонсировал город, как и все плавание. А значит, можно было рассчитывать, что она была лучшей из тех, кого удалось купить. Было очень важно, чтобы единственный волонтер, согласившийся плыть на Вацлат, прибыл туда в целости и сохранности.
Ведьму звали Анной, и Марна ничего не могла о ней сказать кроме того, что на вид она была ее ровесницей, — черноволосая, черноглазая, совсем невысокого роста. Марна пыталась отговорить Анну отправляться в плаванье в строгом черном пальто с роскошным воротником из черной лисы и тем более на шпильках, но та лишь посмотрела на нее с презрением. Марна не стала настаивать. Вся чародейская братия отличалась эксцентричностью.
Под вечер на борт, наконец, взошел сам доктор Хаук Снор. Марна ничего о нем не знала. Слышала только, что он аристократ. Она боялась увидеть изнеженного, капризного мужчину, который все плаванье будет ее донимать. Был у нее один пассажир, который в четыре утра ломился в ее каюту, до крайности возмущенный криками чаек. Как раз был наследник одного из древнейших родов.
Но доктор оказался совсем из иной породы. На голову выше Марны, широкоплечий, в безупречно сидящей темно-синей шинели. В руках он держал кожаный саквояж, рукоять которого была опечатана пломбой с королевским вензелем. Его длинные темно-русые волосы были тщательно зачесаны назад, открывая лицо. Ему было около сорока лет. Он носил аккуратную бородку и бакенбарды, имел безупречную осанку, а в его движениях чувствовалась сдержанная грация. Те, кто так двигается, на уроках танцев были внимательны и не мечтали сломать ногу, чтобы только подольше не участвовать в этом фарсе.
Хаук Снор пожал протянутую Марной ладонь. Марна мысленно поставила доктору еще один плюс. Она не терпела, когда мужчины целовали ей руку. Если она протягивала ее для пожатия, значит, протягивала ее равному. Коллеге, соратнику. Соратникам рук не целуют — с ними сражаются бок о бок. И иногда умирают, тоже рядом. Какие уж тут поцелуи.