- Спасибо. Но я не сдал документы. - Константин воспитанно и невозмутимо поклонился, шепнул Сергею на ухо: - Веселенькое дело... Я все же подожду тебя. Пропадай база!.. Прошу прощения, Игорь Витальевич. Меня ждут производственные показатели.
И не спеша вышел, поскрипывая кожаной курткой, самоуверенно покачивая широкой спиной.
Танкист, сидевший справа, взглянул на Сергея - в золотистых зрачках заиграл отчаянный огонек - коленом толкнул морячка. Морячок полировал рукавом бушлата трубку: открыл крышечку, щелкнул его и снова закрыл раздумчиво. Парнишка в кургузой шинели, заметной нелепым заячьим воротником - белесое круглое лицо было влажно, - глядел на декана с испуганным и уважительным заискиванием. И в эту минуту Сергей понял, что все они пришли сюда с такой же неясностью и неопределенностью, как и он сам.
А Морозов говорил, кулаком отстукивая по краю стола:
- Смею заметить, профессию выбирают, как жену, один раз. И на всю жизнь. В вашем возрасте это следует зарубить на носу. Вариант случайности отпадает. Добавлю к этому: открываются подготовительные отделения в Строительном и Авиационно-технологическом институтах. Тем более, повторяю, что подготовительное отделение нашего института переполнено. И тем более что на ваших лицах я вижу вариант случайности. С удовольствием выслушаю вопросы. На вашем лице я вижу вопрос, товарищ в бушлате. Ваша фамилия?
- Носов. Григорий. Разрешите вопрос?
Морячок, оттолкнувшись от кресла, прочно расставил ноги - носки ботинок накрывали огромные клеши, - и когда заговорил, казалось, напряглась грудь под расстегнутым бушлатом, синие глаза вспыхнули усмешливой не добротой:
- Конечно, я извиняюсь, но вы воевали, товарищ декан?
- Мое имя-отчество Игорь Витальевич. Декан не военное звание. Я воевал две недели под Смоленском. Остальное время воевал с породой, с водой, с углем. В Караганде. Вопрос неисчерпывающ. Но добавлю: в этой войне, Косов, воевали все, и я не разрешу прикрываться шинелью, как броней. Так-то. И никаких поблажек. И никакого размахивания фронтовыми заслугами. Для меня все равны. Все!
- Значит, все равны? А вас не хоронили, товарищ декан, в день вашего рождения? - низким баском спросил Косов. - Ваша мать не получала на вас похоронку? И после войны грузчиком и носильщиком вы не работали?
- Конкретнее! - оборвал Морозов. - Вас устраивает профессия горняка, уважаемый товарищ Косов?
- Конкретнее, при всем к вам уважении я могу трахнуть кулаком по столу! - договорил Косов и сел плотно на свое место, откинул борт бушлата.
- Благодарю вас. Вы можете идти, Косов, - сказал Морозов.
Косов пососал трубку, ответил независимо:
- Я посижу.
- Ну что ж. - Морозов обежал взглядом комнату. - Все разделяют точку зрения Косова? Все будут стучать кулаком по столу? Все будут требовать? И звенеть медалями? Может быть, кто-нибудь скажет о "тыловых крысах", о "тыловых бюрократах"? Вот вы, что думаете вы? Вот вы, в офицерской шинели. Ну, ну! Давайте!
Было декану лет за тридцать, на бледном лице морщинки утомленности; его колючая манера говорить и неприязненно отталкивала, и в то же время притягивала: все менял взгляд - подчас иронически-умный, живой, подчас усталый, как у человека, хронически страдающего бессонницей. И Сергей, увидев жест Морозова в свою сторону, ответил:
- Наши медали здесь ни при чем. Хотя мы можем требовать.
- Вы тоже будете требовать?
- Я - нет, - сказал Сергей уже спокойнее. - Если у вас в институте все переполнено, зачем сюда рваться? Нет смысла. Вы сказали: есть другие подготовительные отделения. Мне все равно.
Он не лгал ни самому себе, ни Морозову, но, сказав это, заметил повернувшиеся к нему удивленные лица и вдруг почувствовал, что будто разрушил сейчас что-то.
Морозов быстро спросил:
- Зачем же вы пришли сюда? Ваша фамилия?
- Пришел из любопытства. Узнать. Моя фамилия Вохминцев.
- Адрес подготовительного отделения Авиационно-технологического института: Москва, Земляной вал. Запомнили? Впрочем, разговор идет к концу. Можете посидеть, Вохминцев. Многое проясняется. Так. Прекрасно. Великолепно, - заговорил он размышляюще. - Так, прекрасно, - повторил он, барабаня пальцами по столу. - Просто великолепно.
- Я говорил только о себе, - сказал Сергей.
В комнате - молчание. Потоки солнца лились в окна, и белым потоком сыпались пылинки, струились в световых столбах над плечами Морозова, а пальцы его все барабанили по краю стола - всем слышен был их стук.
- Нет, нет, не слушайте их! - раздался из глубины комнаты похожий на петушиный вскрик голос, и вскочил в углу парнишка с заячьим воротником на шинели, и, вскочив, ладонью махнул по сразу вспотевшему носу, растерянно вытаращил глаза. - Это что же? Все тут говорят?.. Героев из себя ставят! А сами небось... Кулаками, ишь, будут трахать! Знаю таких! А я из Калуги... Пусть они не хотят. А я хочу! У меня отец на шахте...
И, оборвав бестолковую свою речь, парнишка утер влажные округлые щеки, исчез в углу, представился оттуда:
- Морковин моя фамилия.
- А я бы с тобой, мальчик, в разведку вдвоем не пошел! - внятно, однако не вынимая трубку изо рта, произнес Косов.
- Та у него ж мыслей гора, - сказал Подгорный.
- А я - с тобой! Пусть я не воевал! - по-петушиному колюче выкрикнул из угла Морковин. - Вы здесь не командуйте! Думаете, только вы воевали!
Морозов краем пластмассового пресс-папье звонко постучал по железному стаканчику для карандашей. С лица его сошла усталость, оно оживилось.
- Так! Все ясно. Все хотят курить? Озлобились, не куривши? Вынимайте папиросы. С вами бросишь курить - голова распухнет! А ну, у кого табак?
Он неуклюже выдвинулся из-за стола, вытянув длинную шею, выискивая, у кого бы взять папиросу, тут же перевернул объявленьице перед чернильным прибором - вместо "Курение для шахтера - вред" появилась надпись "Можно курить", - достал у кого-то из пачки дешевую папиросу, веселея, сказал:
- Гвоздики курите? Небогато, но зло!.. Можете сдавать документы. Все. До свидания. Ничего не обещаю. До свидания. Зайдите послезавтра.
И, закашлявшись, с отвращением смял папиросу, бросил ее в чистейшую пепельницу, потом ладонью, как веером, разгоняя дым, скомандовал: