Он знал, что это ощущение до сумерек.
Вечером или особенно декабрьскими мглистыми сумерками, когда фонари горели в туманных кольцах, это чувство полноты жизни исчезало, и боль, странная, почти физическая боль и тоска охватывали Сергея. В доме и во дворе, где он вырос, его окружала пустота погибших и пропавших без вести; из всех довоенных друзей в живых остались двое.
Когда он уже стоял под душем, оживленно растираясь под колючими струями, послышались быстрые шаги из коридора, стукнула дверь на кухне, потом возле ванной раздался голосок Аси:
- Сережка, к тебе Константин. Что ему сказать?
- Пусть подождет. Без штанов я к нему не выйду.
- Фу, какой грубиян! - сказала Ася за дверью.
Минут через пять он вышел, надевая на ходу китель, - мокрые волосы были зачесаны назад, - спокойно, весело и твердо поглядел на сестру. И Ася, будто не узнавая, с удивлением и восторгом мизинцем провела по длинному ряду зазвеневших орденов, по кружочкам медалей, спросила то, что спрашивала уже не раз:
- Сережка, за что ты получил все это?
- За грубость.
- Пожалуйста, ты не городи, а скажи серьезно. Опять какую-то чепуху отвечаешь!
- За грубость, честное слово, Аська.
Он вошел в комнату, чувствуя, как после душа горячо звенит все тело, сел к столу, не здороваясь, сказал шутливо:
- Давай, Костька, завтракать. Вот этот омлет из яичного порошка жарила моя сестра. Проникся, какие у нас сестры? Ася, раздели нам это пополам.
Константин, высокий, худощавый, с узким лицом, с темными усиками, докуривая сигарету, сидел на маленькой скамеечке подле печки, брезгливо и заинтересованно разглядывал тоненько пищащих котят. С хрипотцой в голосе он говорил сквозь затяжку сигаретой:
- Красивое создание кошка, а? Что-то есть от женщины. Или, наоборот, в женщине - от кошки. - Он покосился на Асю. - Ася, вы меня не слушайте, я по утрам болтаю чушь, когда не высплюсь. А, черт, трещит башка после вчерашнего!
- Не потрясай болезнями, - сказал Сергей.
- Оставьте в покое котят! - сердито проговорила Ася. - Я просто не знаю, чем я буду теперь кормить их - молока нет, ничего нет...
- Ася, у меня остаются иногда талоны на хлеб. Будете менять на какой-нибудь кошачий продукт.
- Вы просто богач.
- Иногда. - Константин по-военному одернул кремового цвета пиджак с щегольским разрезом сзади, потер двумя руками голову, коротко засмеялся, показывая из-под усиков великолепные белые зубы. Вышел в коридор и тотчас вернулся, подбросил на ладони бутылку, всю залепленную цветной этикеткой.
- Под твой омлет с салом или наоборот - ямайский ром!
Вынул из кармана немецкий ножичек, отделанный перламутром, ногтем подцепил штопор. Не спеша вытащил пробку, разлил по стаканам, приготовленным для чая, подмигнул Асе.
- Вам бы рюмочку, а? - И тут же продекламировал: - О донна Ася, донна Ася, как я люблю твои глаза, когда глаза твои большие ты подымаешь на меня.
- Пошлость! - заявила Ася. - И никакой рифмы!
- Нет, за твои параллели я тебе сегодня накостыляю по шее, - сказал Сергей прежним тоном и посмотрел стакан на свет. - Неужели ты, Костька, обыкновенную родную водку можешь променять на какой-то паршивый ром?
- После войны решил попробовать все вина мира - своего рода идея фикс!
- Аська, ты слышала? - спросил Сергей. - Он тебя не поражает идеями?
- Давайте рюмку, Асенька, - сощурясь, предложил Константин. - Вы единственная женщина среди нас. Правда ведь?
Немного подумав, Ася достала из буфета рюмку, поставила ее на стол, сказала с виноватым выражением:
- Немножечко... капельку... - И взглянула на удивленного Сергея протестующе. - Не воспитывай меня, пожалуйста!
- Видишь? - Константин поощрительно и щедро налил Асе полную рюмку. Какого лешего лезешь в личную жизнь сестры?
Сергей молча вылил из ее рюмки себе в стакан, взял бутылку из рук Константина, накапал в рюмку несколько капель, словно лекарство, произнес тоном, не терпящим возражений:
- Одному из вас я в самом деле нахлопаю по шее, другую, соплячку, выставлю за дверь!
- Где нет доказательств - там сила! - Константин захохотал, чокнулся с рюмкой Аси, выпил, крякнул ожесточенно. Опять подмигнул сердито нахмурившейся Асе, стал вилкой тыкать в ускользающий на сковородке кусочек сала, зажевал с аппетитом.
- Аська, выйди, - приказал Сергей. - У нас мужской разговор.
- Нет, Сергей, ты... невозможный! - Ася" краснея, швырнула полотенце на стул. - Просто ужасный грубиян!
- Так ты можешь продать часы? - спросил Сергей после того, как она вышла.
- Подожди, - сказал Константин. - Твои часы? Какая марка?
Сергей снял часы - черный с фосфорической синевой циферблат, тоненькая, как волосок, пульсирующая секундная стрелка - отличные швейцарские часы, которые носили немецкие офицеры, положил их на скатерть.
- Трофейные. Взял в Праге. Лежали в ящиках. В немецкой комендатуре.
Константин взвесил часы на ладони.
- На фронте я никогда не брал часы. Часы напоминают человеку, что он смертен. Полторы косых дадут за эти часы. Повезет - две. Постараюсь.
Сергей разлил ром в стаканы, поинтересовался:
- Что это за "полторы косых"?
- Полторы тысячи рублей. О наивняк! Привыкай к понятиям "карточки", "лимит", "коммерческий магазин", "Тишинский рынок".
Константин, еще жуя, достал коробку "Казбека", придвинул Сергею, чиркнул зажигалкой-пистолетиком, прикуривая, договорил по-домашнему:
- К вечеру у меня будет солидная пачка купюр. Вернут долг. Можешь часы не продавать. На шнапс бумаг хватит. Оставь часы для, худших времен. Зачем тебе деньги, когда у меня есть?
- Надо купить костюм. Отцовский не лезет.
- Купим! Деньги - это парашют, дьявол бы их драл! - сказал Константин. - Пустота под ногами - и тогда открываешь парашют! - От выпитого вина смуглое лицо его стало насмешливо-отчаянным. - На Тишинку поедем хоть сейчас. К спекулянтским мордам визит сделаем.
В его манере говорить, в его движениях ничего сходного не было с прежним аккуратным Костей - всегда умытым, застегнутым на все пуговички сшитой из теткиной юбки курточки, всегда приготовившим уроки, всегда детски красивеньким, чинно и пряменько сидевшим за партой. Был он робок перед учителями, жаден той особой жадностью прилежного ученика ("свою резинку надо иметь", "задачу списывать не дам - сам решай"), которая постоянно раздражала Сергея. Они жили в одном доме, но не были друзьями. Даже в десятом классе Константин ходил в своей аккуратной курточке, был замкнут, тих, нелюдим.