По счастью, всадники быстро миновали невольничий рынок, и въехали на рынок обычный – шумный крымский базар. Как ни было там тесно, но при виде сераскера с его свитой все обитатели рынка куда-то исчезали и спрятались, и вся кавалькада ехала по пустому рыночному ряду, где вилась только пыль в солнечном свете. Благодаря этому Иван мог подробно рассмотреть все изобилие товара, лежавшего, висевшего и нагромождавшегося кучами в многочисленных лавочках. В том ряду, по которому они ехали, торговали в основном вином, водкой, медом и другими напитками. Иван с вожделением разглядывал большие пузатые кувшины с крымским и турецким вином, бутыли с горилкой и фруктовой водкой, кадушки, из которых исходил ни с чем несравнимый аромат свежесваренного меда. Янычары неодобрительно покачивали головами, видя такое вопиющее нарушение магометова закона, а сераскер тоскливо поглядывал на все это изобилие, казалось, мечтая всей душой поскорее отделаться от странной и скучной работы, что выпала сегодня на его долю, и приложиться от души к пиале ароматного, немного разведенного водой вина. Тяжелое чувство, охватившее Ивана на невольничьем базаре, постепенно оставляло его: жизнь не может не быть прекрасна, думал он, пока есть на свете инкерманское вино и приправленный травами хмельной мед.
Тем временем, торговцы и посетители рынка, поняв, что появление мурзы и его свиты не несет им беды, стали возвращаться к свои занятиям. Вновь раздались призывные крики и поднялся весь обычный рыночный шум. Вдруг вдалеке, среди татарских, греческих, армянских, турецких и Бог знает каких еще лиц и одеяний, Иван увидел двух самых настоящих москалей. Это были начальные ратные люди, не слишком высокого, но и не низкого положения. Кафтаны красного сукна, сапоги и перчатки их были простые, дорожные, однако очень добротные и сравнительно новые, шапки, которых, несмотря на припекающее солнце, москали и не думали снимать, были щедро оторочены мехом. У каждого на поясе висело по сабле и пистолету, не отличавшихся той показной роскошью, что оружие сераскера и янычаров, но весьма недешевых, вероятно, европейской работы. У одного из них, совсем молодого, светлые кудри бурно выбивались из-под шапки, но усов и бороды у него почти не было. Его спутник был значительно старше, хотя очень сложно было сказать, сколько именно ему лет. Он был брит наголо, однако борода его – окладистая и тщательно расчесанная – была просто на зависть. Лицо его, суровое, с резкими складками и большим прямым носом, было украшено парой сабельных шрамов, которые сейчас особенно выделялись на его побагровевшей от жары коже. Москали деловито прогуливались по рынку, оценивающе осматривали разные товары, никогда не отказывая себе в том, чтобы взять основательно чего-нибудь на пробу. На всех окружающих они глядели высокомерно и с некоторым ехидством, как могут глядеть только московиты, облеченные властью или выполняющие важное царское поручение. Шли они по середине ряда, никому не уступая дорогу, при случае поддавая плечом замешкавшимся на их пути. Им все это сходило с рук, и было заметно, что обитатели рынка опасаются эту парочку почти так же, как и сераскера со товарищи. Наконец, служивые, вероятно, заскучав, решили поразвлечься уже вовсе сомнительным способом. Они попросили одну из торговок, миловидную гречанку, показать какой-то товар, лежавший на земле возле ее лавки. Когда бедная женщина нагнулась, чтобы поднять товар, москали провернули трюк, который, судя по ловкости исполнения, был у них неплохо отработан. Молодой, уперев руки в боки, закрыл собой от взглядов окружающих торговку и своего товарища, а тот, воспользовавшись этим, ухватился как следует за скрытую бесчисленными юбками, но все же весьма привлекательную заднюю часть гречанки. Пуховецкий в очередной раз подивился про себя, до чего же это грубый народ. Гречанка испуганно закричала красивым низким голосом и, разогнувшись, от души заехала по голове обидчику какой-то тыквой или репой, которую ей и пришлось поднимать с земли по просьбе взыскательных покупателей. Удар был хорош: даже дюжий москаль изрядно пошатнулся и охнул. Тут чаша терпения обитателей рынка, наконец, переполнилось, и они бросились на помощь женщине, вооружаясь по дороге чем под руку подвернется. Москали, однако, и не думали никуда бежать, и намеревались дать бой. Они встали спиной к спине, вытащили из ножен сабли и принялись с большой ловкостью и скоростью вертеть ими в воздухе, избегая, однако, задевать нападавших. Торговцы, видя явное военное превосходство своих невежливых гостей, стали отступать, а московиты чувствуя, что в битве близится перелом, напротив, перешли в наступление, вертя саблями с еще большей скоростью и, наконец, обратили противника в бегство. Тут уж они сами ударили на врага. Отступавшие торговцы расталкивали и давили своих же товарищей, шедших им на помощь, опрокидывали товар и сами лавки, истошно кричали на всевозможных языках – одним словом, базар стремительно погружался в полный хаос, который распространялся с удивительной скоростью, и вскоре начал приводить в смущение даже окраину соседнего невольничьего рынка. Сами москали, между тем, куда-то пропали. Ивану не довелось увидеть развязки этого захватывающего зрелища, так как всадники быстро удалялись от рынка. Сераскер и янычарами с большим раздражением смотрели на бесчинства москалей, качали головами и цедили сквозь зубы ругательства, однако задержаться в нарушение приказа, или, тем более, потерять в этой кутерьме Ивана, они себе позволить не могли. На нем же они и выместили свою злость, так сдавив Пуховецкого арканами, что тот почти потерял сознание. Затем, с досадой, до крови пришпорив коней, они умчались вдаль, и базар вскоре скрылся из виду.