— Вы говорите с женщиной, которая находится на восьмом месяце!
Она округлилась только вокруг самого плода. Формой живот напоминал яйцо птицы Рок.
— Это не помешает, — сказал он.
Челюсть ее начала отвисать. Он встал на колени перед ней и приложил ухо к ее животу.
— Мальчик, — констатировал он. — Немного учащенный пульс, около ста тридцати. Ре-бемоль мажор. С предчувствием ре-мажора. Там, где Близнецы переходят в Рака. Рожать должны где-то ко Дню святого Ханса.
Она отодвинулась назад, пытаясь уклониться от него. Он двигался за ней.
— Почему она написала ваше имя?
На лестнице были слышны шаги — женские и шаги двух мужчин. Стоит только какой-то ауре доверия образоваться вокруг мужчины и женщины, как внешний мир тут же готов все испортить: старшие медсестры, гневные мужья, коллективное бессознательное — какая тоска!
— Осталось совсем мало времени, — продолжал он. — У следствия нет никаких следов. Вы, наверное, последняя надежда.
Он положил руки на ручки стула, лицо его было совсем рядом с ее лицом, говорил он тихо.
— А если они убьют ее? И вы будете знать, что могли бы помешать им. Каждый раз, когда вы будете смотреть на своего собственного ребенка, вы будете думать об этом.
Она встала. Вся ее маска дала трещину, еще немного-и она полностью откроется.
— Кто такой Каин?
Кто-то рванул входную дверь. Не отрывая взгляда от женщины, он взялся за ручку стеклянной двери, она оказалась не заперта. Дверь вела на балкон. Один из тех балконов, которым порадовались бы Ромео и Джульетта. Пока еще могли радоваться.
Кто-то попытался выдавить дубовую дверь, это не получилось, чьи-то шаги удалялись в надежде найти ключ.
Через восемь часов он будет сидеть в самолете на пути в Мадрид. Он склонился к ней. На ее лице отразились все ее чувства. Он вдруг понял, что ей слишком страшно, чтобы она могла говорить. И оставил ее.
Он порылся в карманах. Нашел лотерейный билет, оторвал от него уголок, написал номер телефона своего вагончика. Она не двигалась с места, он раскрыл ее ладонь и вложил туда листочек.
Снаружи кто-то вставил в дверь ключ, Каспер открыл дверь на балкон и перепрыгнул через балюстраду.
Ромео повезло больше — ему не надо было сражаться с морским туманом и кислотным дождем. Медь была покрыта зеленым налетом, на мраморных перилах был сантиметровый слой зеленых водорослей — Каспер скользил, словно по зеленому мылу.
На лужайку он упал плашмя, так, что весь воздух был выбит из легких. Когда тебе шесть лет и это происходит впервые, ты думаешь, что это конец. Когда тебе сорок два, ты понимаешь, что так легко не отделаешься. Он сосредоточил внимание на звездном небе, чтобы не потерять сознание. Прямо над горизонтом стоял Телец, его собственное упрямое созвездие. Если бы в его распоряжении был телескоп и если бы сейчас было другое время года, то он бы в сочувствующих Рыбах увидел Уран — планету неожиданных поворотов судьбы.
— Исследование, — прошептал он, — оно было не только медицинским. Вы были не одна. С вами был кто-то еще.
Она смотрела на него с балкона. Из-за падения в его голосе почти не было воздуха. И тем не менее она услышала его.
Рядом с ней появились три незнакомых лица, самый молодой из этих людей вспрыгнул на перила. Опора ушла из-под ног, и он рухнул на землю, словно бейс-джампер, парашют которого не раскрылся. На метр правее Каспера — там, где кончалась лужайка и начинались каменные плитки. Вот такие маленькие различия в человеческой карме и определяют, встаем мы или остаемся лежать.
— Подруга, — продолжал Каспер. — Светловолосая, словно Мёнс Клинт.[20] Холодная, как суровая зима. Острая, как немецкая бритва.
Стоя над ним на балконе, она была похожа на Офелию. Где-нибудь уже в конце четвертого акта. Где процесс уже стал необратимым. Он попал в точку.
Он встал на ноги. Словно Бэмби на льду. Ему бы следовало быстро убежать. Но сил больше чем на powerwalk[21] не было.
13
Он перекатился через стену сада и упал на одну из маленьких дорожек, ведущих к Кюствайен. Вскочил на ноги, выбежал на дорогу: такси не было. Он перешел через проезжую часть, побежал быстрее. Для начала важно добраться до темного участка вокруг ипподрома. В глубине подъезда к одному из домов мигнули фары, и он нырнул в темноту. «Ягуар» стоял вплотную к дому, дверь открылась, он упал на заднее сиденье.
— Радио настроено на 71 мегагерц, — сообщил Франц Фибер. — Полиция меняет коды доступа раз в месяц. Таксисты вычисляют их в первые же сутки. Они позвонили в полицейский участок Гентофте, сюда едут две машины.
Мимо подъезда, где они стояли, проехала патрульная машина и затормозила перед клиникой, трое полицейских вбежали в здание: женщина и двое мужчин. За первой машиной остановилась еще одна.
— Давай вместе помолимся, — предложил Каспер.
Из зеркала заднего вида на него пристально смотрели желтые глаза. Со страхом. Молодые люди начинают распадаться на части, когда оказываются в безвыходном положении.
— Женщина. Которую ты заставил выйти на улицу. Они видела, как я сдавал сюда задним ходом.
— Хотя бы минуту, — настаивал Каспер.
Он откинулся назад. Помолился. В молчании. Синхронно с биением сердца. Господи, сжалься надо мной.
Он почувствовал полное изнеможение. Страх за ребенка. Голод. Алкоголь. Кофеин. Боль от падения. Необходимость сложить оружие. Унижение. Тебе сорок два года, и тебя разыскивают, а ты мечешься неприкаянный по улицам. И ощутил противоестественное утешение молитвы.
Костяшки пальцев застучали по стеклу машины. Франц Фибер застыл. Каспер нажал на кнопку, окно опустилось.
Это была женщина за шестьдесят, волосы ее были собраны во французскую косу. Было слишком темно, чтобы понять, во что она одета, но даже если бы она была одета в рубище, то все равно была бы похожа на аристократку.
— Мне кажется, я не заказывала такси.
— Тот день, когда вам понадобится такси, может прийти, — отозвался Каспер.
Она улыбнулась. У нее были великолепные губы. Казалось, что они тренировались в улыбках и поцелуях в течение шестидесяти лет и достигли в этом совершенства.
— А вы обещаете, что тогда окажетесь здесь?
Свет фар упал на столбики у въезда. Надеяться было не на что.
— Я пытаюсь спасти ребенка, — объяснил он. — У меня нет времени вдаваться в подробности. По недоразумению я нахожусь в розыске.
Она внимательно посмотрела ему в глаза. Словно глазной врач, который осматривает пациента на предмет косоглазия. Потом неожиданно выпрямилась. Повернулась. Пошла навстречу полицейским.
Двигалась она как прима-балерина, величественно, с высоко поднятой головой. Она подошла к столбикам. Встала так, чтобы заслонить подъезд и то, что было позади нее. Что-то сказала. Грациозно отдала приказ. Повернулась.
Полицейские пересекли Странвайен, не оглядываясь. Франц Фибер съежился за рулем.
Каспер высунулся из окна.
— Когда я выполню мою миссию. И отсижу свой испанский срок. Тогда я вернусь. И приглашу вас на ужин.
— А что я скажу своему мужу?
— А мы не можем сохранить это в тайне?
Она покачала головой.
— Искренность — важнее всего. Серебряная свадьба была десять лет назад. Мы делаем ставку на золото.
Двое полицейских все еще стояли на тротуаре. Выезжать пока было нельзя.
— Такой великодушный человек, как вы, — продолжал Каспер, — знает своих соседей. В том числе и Лоне Борфельдт из дома напротив.
— Двадцать лет, — ответила она. — Еще с тех пор, когда она не была знаменитой. И не переехала сюда.
— Она принимала всех моих четырех мальчиков, — продолжал он. — Мы с женой часто спрашиваем себя: что движет ею? Я имею в виду роды? Почему она хочет принимать в этом участие две тысячи раз?
Она прикусила губу.
— Деньги, наверное, — ответила она. — И недоношенные дети. Они ее особенно интересуют.