Дети затрясли головами:
— Ты не похож на Санта-Клауса.
— Когда наступает весна, — объяснил Каспер, — Санта-Клаус стрижется и бреется, красит волосы, худеет на сорок килограммов, ставит в стойло оленей и поселяется на чердаках для сушки белья.
— А подарки?
Он сунул руки в карманы. Там лежали только деньги, и не меньше тысячекроновой купюры. Ее-то он и протянул им.
— Я не могу это взять, — сказал мальчик. — Мама не разрешает.
Каспер встал.
— От Санта-Клауса, — произнес он, — ты можешь брать что угодно. Так маме и скажи. Скажи, что Санта-Клаус придет и укусит ее за мочку уха.
— А как насчет папы?
Каспер начал спуск к поверхности земли.
— Его Санта-Клаус тоже укусит.
— А у меня еще есть собака, — с надеждой сказала девочка.
— Сожалею, — сказал Каспер. — Даже Санта-Клаусу приходится в чем-то себя ограничивать.
— Ты как-то не очень вежливо разговариваешь, — заметила девочка.
Каспер обернулся к ней.
— Чтобы дети знали, на что похожа бездна, и были осторожны, — сказал он, — необходимо подводить их к ней и показывать, где она начинается.
Он пошел вниз по лестнице. Дети пошли за ним, неуверенно.
— Санта-Клаус?
— Да.
— Спасибо за деньги. И счастливого Рождества.
Регистры голосов надломились. И испарились к небесам. В каскадах смеха. Каспер открыл дверь на улицу. И вышел.
У Киркегора где-то написано, что если ты сам идешь, то и все как-нибудь будет идти. Был бы он тут этим вечером. За каждой парой встречных фар Касперу мерещился полицейский «форд мондео». В каждом проходящем мимо подвыпившем прохожем ему чудился полицейский в штатском. Он огляделся в поисках такси.
3
В темноте поплыл зеленый огонек, зеленый цвет — это цвет сердца и надежды, это было такси. Машина остановилась и оказалась «ягуаром». Задняя дверь открылась, Каспер не спешил садиться в машину. Движение транспорта было плотным, быстрым и равномерным. Трудно было представить, что какая-нибудь машина могла бы следовать за пешеходом.
— Ты объявлен в розыск, — сообщил Франц Фибер. — На сайте полиции. А твои приметы разосланы таксистам и водителям копенгагенских автобусов по радио. Если ты и дальше собираешься передвигаться пешком, тебя через десять минут схватят. Предлагаю тебе сесть в машину. У одного из моих водителей есть моторный катер. Его можно подогнать к пристани через час. Десять тысяч — включая плату за то, что ему придется забирать катер в Мальме. Самое позднее завтра вечером ты будешь в Умео — и тебя никто не найдет.
Безысходность окрашена ре-минором. Это — открытие Моцарта. Он же подробно об этом рассказал. В «Дон Жуане». В связи с Каменным гостем. До Моцарта всегда был какой-нибудь выход. Всегда можно было попросить Бога о помощи. С Моцарта начинается сомнение в Божественном.
Каспер сел в машину.
— Поехали на Типпен, — сказал он. — Через центр. Сменим там машину.
Фибер покачал головой:
— Меня просили увезти тебя.
Каспер сложил руки. Он молился. О прощении за то, что он вынужден будет сделать. Если машина через десять секунд не заведется.
Киркегор как-то заметил, что есть что-то сомнительное в мольбе о прощении. Как будто ты на самом деле не веришь, что Бог уже и так простил. Но что поделаешь?
Мотор заработал, и «ягуар» тронулся с места.
— Я чувствую своих пассажиров, — сказал Франц Фибер. — Сквозь сиденья. Ты хотел дать мне по башке. Если бы я не согласился.
«Ягуар» ехал по Студиестрэде. В боковых улицах, которые примыкали к блокированному району, стояли автобусы отрядов гражданской обороны, с темными окнами и выключенными фарами.
— Их двое, — сказал Франц Фибер.
— Кого?
— Двое детей. Пропавших.
Если прислушаться к действительно большим потрясениям в жизни людей, можно услышать, какие колоссальные усилия требуется прикладывать, чтобы сохранять целостность мира. Стоит только потерять над собой контроль, дав волю внезапной несказанной радости или внезапному горю, как действительность начинает распадаться на части.
— Когда они пропали?
— Одновременно, они пропали одновременно.
— Почему об этом ничего не было в новостях?
— Это решение полиции. Наверное, в интересах следствия.
Каспер прислушался к тому месту в сердце и сознании, откуда исходит молитва. Действительность медленно восстанавливалась.
— Расскажи о городе, — попросил Франц. — Каково его истинное звучание?
Каспер услышал свой голос, слова, призванные успокоить сидящего перед ним молодого человека, а может быть, успокоить и его самого.
— Он звучит так, что слышно, как люди обращаются со своими детьми.
Может быть, так оно и было. А может быть, это была лишь часть правды.
Повсюду разъезжали полицейские на мотоциклах, словно во время государственного визита. На каждом втором углу стоял бронированный полицейский автомобиль. Для предотвращения мародерства в квартирах и магазинах.
— В северных предместьях слышится стремление к дисциплине без всякого сочувствия. Изнеженность вместо любви. Ближе к центру — неполноценность и растерянность. Громкость увеличивается с увеличением плотности населения. От кинотеатра «Парк Био» и дальше вглубь Копенгаген звучит как ацетиленовая горелка.
Желтые глаза смотрели на него из зеркала заднего вида.
Лицо Каспера было каменным. В обобщениях есть что-то бесчеловечное. Но без них великим клоунам трудно или, может быть, даже невозможно высвободить энергию. Спаситель тоже писал широкими мазками, не жалея дегтя на палитре.
— Я зарабатываю двести пятьдесят тысяч в месяц. На этом городе. Это грех?
— Это до или после налогов?
— После.
— Грех было бы упускать такую возможность.
Раздался звонок мобильного телефона, Франц Фибер взял трубку, послушал, отложил ее.
— Наша машина в розыске, — сообщил он.
Каспер показал, куда ехать, «ягуар» пересек Ню Адельсгаде и въехал в ворота. Два катафалка Лайсемеера все еще стояли во дворе. Задняя дверь одного из них была открыта.
— Я собираюсь взять на время машину приятеля, — объяснил Каспер. — Но я что-то не уверен, что ключ в зажигании. Если его там не окажется, не мог бы ты помочь мне?
«Ягуар» остановился, Франц достал маленький ящичек с инструментами откуда-то с пола между сиденьями.
— Я дам фору любому автомеханику, — заявил он. — Любому автоэлектрику.
Из двери, через которую, по-видимому, носили продукты на кухню, вышел молодой человек в форме повара. Он достал из открытой машины поднос. На подносе были канапе из слоеного теста. Голод подействовал на Каспера как удар.
— У нас, похоже, есть всего несколько минут, — сказал он.
— За это время я мог бы сделать капитальный ремонт двигателя.
Они вышли из «ягуара», Каспер шел лишь на полшага впереди Фибера, это было все равно что видеть «Ученика чародея» — костыли и протезы сами собой встали на место. Каспер хотел было сесть за руль, но рука молодого человека первой оказалась на ручке двери.
— Я твой водитель.
Они посмотрели друг на друга. И тут Каспер услышал это. Не только самих людей можно определить по их звучанию. Те чувства, которые они вызывают у других людей, тоже оставляют звуковой водяной знак. Каспер всегда, во всех произведениях начиная с 1710 года, слышал любовь Баха к Марии-Барбаре. А в «Чаконе» — безумную и вместе с тем просветленную скорбь в связи с ее смертью. Теперь он в стоящем перед ним человеке слышал тихую девочку. Он не стал открывать ему дверь. Франц Фибер забрался на водительское сиденье. Каспер обошел машину и сел рядом с ним. Ключ был в зажигании. Машина выскользнула из ворот.
На приборной доске был прикреплен мобильный телефон. Высунувшись из окна, Каспер прочитал на борту автомобиля номер ресторана. Набрав его, он попросил соединить его с Лайсемеером.
— Это Каспер. Мне пришлось одолжить один из твоих фургонов, стоявших во дворе.
Шеф-повар тяжело дышал в трубку.