— Ну что, Пени. Вот и есть для нас работка, дружок. Нужно похоронить этих людей, — он вернулся на крыльцо и, открыв входную дверь, высунулся в проём. — Эй, Двир, одевайся быстро, я приготовлю мотоцикл.
— Опять? Бляди, как их земля носит, чтобы их там…
— Одевайся, а не ругайся.
С начала войны, когда через этот город пролегла одна из неофициальных дорог для перевозки пленных, они с Двиром и доктором Ханцем Емелем сделали самое настоящее кладбище. Чтобы люди, невинные, погибшие ни за что, не остались забытыми и заброшенными лежать чёрт знает как. Их не просто хоронили — каждому доктор давал номер, и под этими же цифрами у него хранились коробки со снятыми с убитых украшениями, фотографиями татуировок и иногда одеждой, чтобы их можно было опознать, когда это всё закончится. Помогать врачу больше особо было некому, в городе остались старики, редкие лавочники-мастера и фермер, отправивший свою семью в другую страну и оставшийся здесь, чтобы приглядывать за скотиной. Очень многие покинули городок, когда тут впервые стала слышна сирена воздушной тревоги. Люди просто этого не выдержали. Остались только те, кому некуда было бежать, и те, кого держал долг.
Спустя минуту парни уже летели на мотоцикле навстречу страданиям и боли. Никто из них так просто вслух не признается, какой ценой достаётся обычное спокойствие на лицах, когда упаковываешь в суконные мешки тела людей. И не всегда взрослых. Главное, чтобы доктор тоже услышал всё это и сейчас ехал туда. Наверняка он прекрасно видел из окна, его дом как раз на улице, которая идёт в гору, оттуда хорошо окрестности обозреваются.
Десять людей на камнях. Их вывели из подлеска и расстреляли здесь. Они так и упали ровным строем, как стояли. Им предназначалась первая очередь. Ещё четверо чуть в стороне и лежат как попало. Их заставили бежать и стреляли в спины. Это была вторая очередь. А вот третья, которую слышал Валд, предназначалась им, как предостережение, как знак главенства и власти. Бляди… Стоя на пригорке и опираясь руками на черенки лопат, которыми потом нужно будет поорудовать на кладбище, Двир и Валдис окидывали взглядом подтопленную низинку, в которой вода окрасилась в красный цвет. Люди в потрёпанной, грязной одежде. Словно их всех вытаскивали из горящего здания, и они успели покрыться копотью. Может, это так и есть. Наверняка после какого-нибудь авиа-налёта пошли проверять подвалы или уцелевшие здания и повыволакивали всех, кого нашли. Пенингем сидел здесь же, уткнувшись мордой Двиру в ладонь, грея нос. Большой, даже огромный, пушистый грязно-белый пёс без хвоста был для них с Двиром отдушиной, тем единственным, кого три года назад спасли с такого же места. Чёрт его знает, откуда рядом с расстрелянными людьми взялся покалеченный щенок, но это была маленькая победа над смертью.
Стрёкот мотора дал понять, что доктор уже на подходе. Он лихо вырулил на стареньком мопеде из-за куцых кустов и остановился рядом с ними. Сняв очки, мужчина подошёл к парням и, поочерёдно пожав им руки, всё же посмотрел на место бойни.
— Ну, с утречком, ребятки. Я каждый раз так за вас переживаю, всю ночь настойки пил от сердца. Когда еду на звуки выстрелов, всегда надеюсь увидеть ваши жёлтые дождевики. Вам ведь быстрее, оделись и поехали, а я, пока всё необходимое соберу, всё время опаздываю.
— Всё бы отдал, чтобы утопить этого слащавого офицера в этой самой луже, чтобы он захлебнулся в крови своих жертв. Сука. Понимал, видел по нам, что мы его на месте порешим и что нас останавливает автоматчик, вот и улыбался.
— Ну всё, не нагнетай себя, — доктор Ханц похлопал Валдиса по плечу и вытащил из-под сиденья мопеда рулон из холщовых мешков. — Давайте быстрее, чтобы трупы ещё больше не обезобразила вода. Всё же это люди.