— Все как в кино. И ты пережил что-то подобное?
— Я думаю, да.
Шпербер не имеет права посвящать ее в детали своего дела. Или все-таки пересказать ей содержание протокола? Была не была!
— И эта история все еще продолжается? — спросила Сюзанна, помолчав.
— Да, как в страшной сказке. Этого тина уже дважды допрашивали. Сейчас должны принять решение в высшей инстанции. Но он еще до этого держал себя ужасно. Из него, простого рядового, хотели сделать начальника. Но он сказал: давайте подождем. И сейчас в этом усматривают какую-то связь с расследуемым делом.
— Итак, ждать. А нельзя ли что-нибудь сделать?
— Армейские жернова мелют медленно, и к тому же помол у них грубый. Кто попадет между ними — добра ждать нечего.
— А нельзя ли пожаловаться?
— Высшая инстанция засекречена. Это — МАД, военная контрразведка. Все усилия жалобщика зайдут в тупик.
Они опять помолчали. По реке в сторону моря двигался танкер. Его борт — колоссальная черная стена — закрывал часть противоположного берега. Крошечная яхта шла между танкером и тем берегом. Выла видна только верхняя часть белого треугольника, который скользил между зарослями кустарника на берегу и танкером.
— Дни в этой сытой тюрьме покажутся мне вечностью, — сказал, приподнявшись, Шпербер.
Сюзанна придвинулась к Йохену, положила ему руку на плечо:
— Может быть, я смогу сделать короче время твоей службы, которую придется еще отбывать?
Он привлек ее к себе.
* * *Перемены начались сразу утром в понедельник, — Шпербер! — закричал Вольф. — Была команда «Равняйсь», значит, нужно было смотреть направо. А вы? Что ж, теперь вам предоставляется возможность потренировать свое умение сосредоточиваться: пять дней без увольнения! Доложите об этом фельдфебелю.
— Я нисколько не сомневаюсь в успехе этого воспитательного мероприятия, господин лейтенант.
Шпербер чувствовал, что на его лице застыла язвительная ухмылка. Он хотел ее согнать. Но она присосалась к его губам как спрут.
Такую же ухмылку на своей физиономии он увидел в зеркале, укрепленном на двери шкафа, когда отрезал сегодняшний день с ленты импровизированного календаря.
Хотя резкий протест Шпербера был грубо подавлен, он считал: то, что он отважился на выступление, для него успех. И он решил испробовать новое оружие — обороняться с помощью слова. Наносить встречные удары, обрушивая на противника иронические замечания. Биться, не давая врагу возможности перейти в наступление. Ведь как раз этому они старались обучить его здесь! Дисциплинарными мерами против него мало чего можно достигнуть. Ему припомнился Бартельс. Казалось, тот давно уже понял, что к чему, и стал послушным новобранцем. Недаром говорят: «Тон задает музыку». Хороший тон в любой жизненной ситуации. Взять, например, слова «так точно». Они могут обозначать: «Само собой, охотно». Или: «Ну хорошо, если вы так считаете». Или: «Это я делаю в последний раз». Или: «Поцелуй меня в зад».
Слова и то, с каким ударением их произносить, — острейшее оружие, которого у него не отнимут. Иногда одна лишь ухмылка действует почище снаряда.
Однако Шперберу не всегда представлялись удобные случаи. Часто он действовал без всякого повода, особенно если его что-либо раздражало, или больно задевало, если он не мог заставить себя терпеть.
И все же теперь Шпербер казался более уверенным в себе. Во всяком случае, его поддерживала мысль о том, что вне казармы есть человек, на которого он может опереться.
* * *В один из вечеров, когда его лишили увольнения, Шпербер сидел за столом в солдатской столовой. На соседних столах уже в три ряда высились пивные бутылки. Из музыкального автомата гремели «Лола», «Песня танкистов», а в промежутке между ними — танцы в стиле «диско». Лишение увольнения сейчас ему показалось настоящим наказанием. Как можно добровольно включиться в разгул тупоумия, которое царит в столовой? Он выпил два стакана пива, потом третий. За соседним столом кто-то поднялся и помахал Шперберу рукой. Это был Моллог.
Шпербер подошел к нему:
— В чем дело?
— Скажи-ка, ты активист?
— Что ты под этим разумеешь?