С точки зрения Шпербера, внешне этот Вольф смахивал на преступника: водянисто-голубые, почти светло-серые глаза, узкий овал лица, тонкогубый рот, скошенный затылок, похожий на кулак подбородок, короткая шея на туловище атлета. Первое впечатление — противный скользкий тип. Возможно, лейтенант Вольф стремился произвести устрашающее впечатление, сразу же дать почувствовать: со мной держать ухо востро. И вот он перед строем.
— Ваше имя?
— Хорст Хайман.
— Надо отвечать: «Канонир Хайман». Фамилия и звание неразрывны.
— Канонир Хайман.
— Хорошо. Подойдите ко мне.
Хайман вышел из строя.
— Я полагаю, — сказал Вольф довольно громко, чтобы слышали все, — что вы обладаете большей зрелостью, нежели воспитанники школы дефективных детей? Так?
Хайман кивнул.
— Имеете аттестат зрелости?
Хайман еще раз кивнул.
— Ну а теперь, Хайман, взгляните-ка на них. — Вольф показал на рекрутов.
Хайман осклабился.
— Веселенькое дельце, а? — И Вольф обратился к стоявшим: — Стоите вы, камрады, как цирковая труппа. Хайман, как они, по-вашему, смотрятся?
— Как цирковая труппа.
— Чепуха! Это же обитатели зоопарка. Отделение редких птиц. Ну-ка, Хайман, назовите мне пару редких птиц, или, может, вы специалист в социологии?
Хайман засмеялся:
— Нет, господин лейтенант.
— Прекрасно. И все-таки назовите несколько редких птиц.
— Ворон, аист, колибри, орел, коршун, попугай…
— Пока достаточно, кое-что вы соображаете. Ну а теперь речь пойдет о метаморфозе. Объясните, Хайман, что означает это слово.
— Метаморфоза — это значит превращение.
— Верно. Станьте обратно в строй. Так вот, господа хорошие, сегодня с вами происходит метаморфоза — вы превращаетесь из цыганского табора в организованную группу жителей Средней Европы: первая шеренга топает на вещевой склад на предмет получения формы. Закончить процедуру в восемь тридцать. Остальные шеренги отправляются туда же с интервалом в час, одна за другой. После обеда — демонстрация ваших мод.
Шпербер осмотрелся. Картина была действительно пестрая: все одеты кто во что горазд. Какими разными они были! Ранняя лысина одного соседствовала с африканской шевелюрой другого, бакенбарды до самого подбородка — с прической «ежик», как у метателя молота. Морские тужурки и французские куртки. Среди габардиновых брюк выделялись черные кожаные штаны. Шпербер представил, как бы все это выглядело, если бы эти ковбойские сапоги шли в ногу с разношенными монашескими ботинками, и в этот момент лейтенант Вольф сделал ему знак подойти:
— Завтра рано утром вы явитесь к командиру батареи.
* * *Сладкой жизнью то время, конечно, не назовешь. Но, честно говоря, то были лучшие годы отца. Нынешним мальчикам об этом рассказывать вряд ли стоит, а вот люди старшего поколения все это помнят. Нельзя сказать, чтобы его отец был приверженцем Гитлера, но военную выправку он приобрел в те времена. Армия — это все-таки лучшая школа. Не для интеллекта, разумеется, а для жизни вообще, Похлопывая себя ладонью по груди, отец говорил: «Самообладание прежде всего. И главное: товарищество, товарищество до последнего дыхания. — Он шлепнул Йохена по плечу. — А существует оно сегодня?»
Мать была иного мнения. Отец не должен сбивать с толку своего сына. Не исключено, что Йохену придется стать профессиональным военным. Йохен этого не хотел, но они не слушали его и продолжали высказывать свои мысли. Кто знает, может, их сын через пятнадцать месяцев вновь обретет себя на гражданке. Правда, времена теперь не такие, чтобы каждый мог стать инженером. Такого вообще в мире нет. И потом, Йохен сам говорил, что каждые три года нужно пополнять свое образование — ведь техника так быстро развивается. «А что может мальчик тут сделать?» — спросил отец. Мать покачала головой: ему же ничего иного не остается, как идти в армию. Она посмотрела на сына. Он сказал: «Кое-кто отказывался служить в армии». Отец замахал руками: «Нет, нет и нет! Свобода — она портит человека. Военная служба не может повредить». В его мастерскую только что вернулись три парня, отслужившие в армии. Там они отлично овладели вождением грузового автомобиля. Да и по характеру стали спокойнее, разумнее. Себя соблюдают. «Иди в армию, Йохен», — посоветовал отец. «Да я в общем-то не возражаю. Хотя и не очень горю желанием», — заметил Йохен. Отец успокоился: «Ну, аппетит приходит во время еды».
Йохена всегда привлекали какие-то перемены в жизни. Уехать в другую страну он так и так не мог. Тем более теперь, когда его «сцапали». Если он попытается это сделать, то его достанут через «Интерпол».[3] Кроме того, если он будет служить в армии, то сможет заняться спортом. Да и технический уровень в армии очень высок. Может, он попадет в ракетные войска или куда-нибудь в этом роде. Во всяком случае это лучше, чем богадельни или больница. На гражданке в общем-то тоже не сладко…
* * *