Бегом через коридор. Ноги должны привыкнуть к сапогам. Поясной ремень затянуть туже, чтобы не мешал при ходьбе. Перед большим зеркалом внизу, у выхода из казармы, он увидел себя в полный рост. Посмотрел, как выглядят брюки над черной кожей сапог. Брюки были заправлены в сапоги и, по примеру Кубика, у голенищ стянуты резинкой. Он, конечно, охотно обузил бы брюки, получше пригнал по ногам. Жесткий светло-оливковый пояс затянут крепко, подчеркивая выпуклые части туловища. Он как бы определяет середину тела. Конечно, экипировку неплохо бы дополнить еще кое-какими привлекательными атрибутами: алюминиевой пряжкой, каким-нибудь знаком орла или чем-то в этом роде. На гражданке он даже и не мечтал о такой экипировке. В форме человек самой судьбой предназначен к стойке «смирно». Форма в «цыганский табор», как называет свой взвод лейтенант Вольф, привносит что-то единое. Военные сапоги приподнимают человека чуть выше, чем каблуки гражданских полуботинок. Все те, кого он вчера видел в их разномастных рубашках, куртках, пуловерах, были сегодня одеты по единому образцу. Но ему не показалось, что это их всех нивелировало. Напротив, однообразие одежды привело к концентрации индивидуальных различий: черт лица, речи, движений.
Шпербер постучал в дверь канцелярии.
— Ты что, читать не умеешь? — услыхал он голос из комнаты. — Написано же: не стучать!
Шпербер толкнул дверь и вошел.
— Канонир Шпербер! — Он приложил руку к пилотке.
— Отлично! — сказал уже знакомый Шперберу мужчина с двумя узкими полосками на рукаве. — Знаю вас. Меня зовут Моллог, обер-ефрейтор. Ну, в чем дело?
— Я вызван к командиру батареи.
— Подумать только! Тогда подожди, сначала зайдешь к фельдфебелю.
Шпербер остался ждать у дверей. Услыхал обращенный к нему вопрос:
— Техник, не так ли?
Дверь отворилась. «А, — подумал Шпербер, — тот самый, с желтой нашивкой».
Обер-фельдфебель завел его в свой кабинет:
— Освоились уже у нас? Перемена обстановки никогда не мешает. Ваше инженерство вам придется теперь малость подзабыть.
Взгляд Шпербера застыл на латунных уголках обер-фельдфебеля.
— С вами хотел побеседовать командир батареи. Я доложу о вас. Поправьте-ка свой галстук.
— Яволь![4]
— Яволь, господин обер-фельдфебель, вот так у нас говорят. — Он постучал в следующую дверь и тут же распахнул ее. — Канонир Шпербер прибыл, господин капитан.
Шпербера пригласили войти.
— Добрый день, канонир Шпербер.
Шпербер подошел к письменному столу: — Здравия желаю, господин капитан.
Тот был сантиметра на два выше, чем Шпербер. Он поднялся, сунул одну руку в карман брюк, вышел из-за стола и приблизился к Шперберу.
— Насколько мне известно, у вас за плечами приличное профессиональное образование. — Он вернулся к столу, взял какую-то папку, полистал ее. — Вы знаете, очевидно, что, если не захотите вернуться на гражданку… ах вот как, вы, оказывается, были стайером… вы могли бы сделать быструю карьеру офицера в области военной техники. — Капитан Бустер улыбнулся Шперберу. «Человек типа Мальборо», — подумал Йохен. Возраст — между пятьюдесятью и шестьюдесятью. Темно-синие глаза капитана в костлявых глазницах были окаймлены короткими треугольными веками, брови топорщились, как кустарник на краю оврага. Во рту у него блеснуло золото. — За исключением небольших вступительных экзаменов, которые для вас, конечно, пустяк, никаких препятствий на пути к чину лейтенанта не предвидится. Курс обучения, по сравнению с претендентами на звание офицера, не имеющими технического образования, для вас будет, разумеется, значительно короче. Да и курс сопутствующих предметов вы пройдете, соответственно, быстрее.
Отвести глаза от лица капитана было не так-то просто. Тем не менее Шпербер заставил себя посмотреть в сторону. На стену. Там он вновь увидел портрет федерального президента. Затем перевел взгляд на книжную полку. Потом — на белые ракеты, укрепленные на стене за письменным столом.
— Вам не приходили такие мысли в голову? Присядьте, пожалуйста.
Шпербер сел. Командир батареи вернулся за свой письменный стол и тоже сел.
— Вы, по-моему, не из тех людей, кто не отстаивает свои взгляды и намерения. Итак, что скажете обо всем этом?
— Господин капитан…
— Не упускайте из виду, Шпербер, преимущества. Интересная, ответственная техническая работа… Педагогическую сторону тоже не стоит недооценивать. Вряд ли нужно вас убеждать в том, что с более высоким рангом связаны и иное окружение, и определенный уровень развития, и соответствующее вознаграждение за труд. Вы поступаете в офицерскую школу военно-воздушных сил и через девять месяцев можете стать лейтенантом. Если продолжите ваши усилия в этом направлении и дадите согласие, скажем, на четыре года последующей службы, то сможете попасть в а полигон Форт-Блисс, в Мексике. А потом — ежегодные командировки на остров Крит. Наша армия нуждается в офицерах-техниках с современным уровнем образования, какой имеете вы. Ну так как?
В ушах Шпербера некоторое время звучали слова «Мексика», «Крит»… Он встал. Конечно, о таких вариантах он думал, но не всерьез. Он намеревался отслужить пятнадцать месяцев поскорее и без осложнений, а потом смыться отсюда. Но ведь этого он не может сказать капитану.
— Господин капитан, вы разрешите подумать?
— Разумеется, у вас есть время до окончания курса начального обучения, то есть почти три месяца, чтобы принять решение. Шпербер, вы можете заходить ко мне в любое время.
Шпербер еще раз ощутил притягательную силу этого человека. Глубокий, чуть хриплый голос капитана, медлительный, четкий стиль речи внушали доверие. Несмотря на крупномасштабность выполняемых им задач и возложенную на него ответственность, капитан не давил на собеседника, а спокойно убеждал его, будучи уверенным в правоте того, что делал и говорил. От командиров всех рангов, которых Шпербер уже знал, капитан выгодно отличался. Бустер протянул Шперберу руку:
— Доложите своему командиру взвода о том, что вернулись в казарму.
Обер-ефрейтор Моллог с любопытством взглянул на вышедшего Шпербера:
— Все в порядке?
Похоже, что Моллог знал, о чем шла речь.
— Пока — да.
Моллог перегнулся через барьер:
— Пока — да? Слушай, я на твоем месте обмозговал бы это, дело. При твоей-то исходной позиции! Тебе что, охота ковыряться здесь? Целый год? — кивнул он на разложенные папки.
— Нет, конечно, но ведь иметь дело с ракетами, наверное, интереснее.
— У черта на куличках? Служба в три смены? Вахта — состояние готовности — сон? И снова: вахта — состояние готовности — сон? Это тебе, Шпербер, интереснее?
«Э, не крути мне мозги, обер-ефрейтор Моллог», — подумал Шпербер. А тот продолжал:
— Каждый день мучиться с материальной частью — наладка, регулирование и так далее. И каждый день любой унтеришка будет капать тебе на мозги. Спроси-ка тех, кто уже давно тут. С парой этих нашивок на рукаве — в будущем году я, наверное, получу третью — у меня уже вся карьера, дальше ходу нет. С этими нашивочками обретешь только снисходительную улыбочку окружающих. И привет: будь счастлив, если заработаешь еще на что-нибудь, кроме пива. А женщины, приятель, солдату не по карману. Да, кстати, — Моллог потрогал рукой губы, — гаупт-ефрейтор из транспортной полуроты распрощался вчера. Ему впору застрелиться. Каюк парню. Его ведь сюда перевели в наказание. И присвоение очередного звания накрылось. Его невеста смылась с другим — вот он и запил крепко. А он же водитель. Вчера он съездил к командиру батальона, в местную комендатуру. А тот его отшил. Ну вот, пришлось ему машину командира вычистить — и на место, а ключи и документы, понимаешь ли, сдать, как положено. Вот такие дела. Так что помозгуй…
Последний семестр — физика, аэрогидродинамика, воздушный винт. Йохен Шпербер накануне предстоящих экзаменов пытается четко отложить в своей голове важнейшие основы теории воздушного винта. Теория излучения. Теория лопастей. Теория вихревых потоков. Действие отдельных лопастей винта. Вихрь закручивается винтообразно. До сих пор, говорит доктор Кляйн, четкое теоретическое описание воздушного винта никому еще не удалось; все оперируют экспериментальными результатами. Он показывает демонстрационную доску со схемой винта по Прандлю. Фломастерами разных цветов Шпербер проводит кривые на листе миллиметровки. Затем доктор Кляйн подходит к модели воздушного винта самолета, установленной в задней части лекционного зала.