Желтые занавески тихо лизали подоконник. Голубое небо. Кругом мир и покой.
Наконец он решился: «Сделаю-ка я прогулку по окрестностям казарменного городка». Местность он, конечно, знал плохо: видел мельком, когда проходил в казарму, во время строевых занятий и стрелковой подготовки.
Шпербер засунул руки глубоко в карманы брюк. Лет десять назад он совершил весеннюю вылазку за город. И с тех пор ему запомнились ласточки, пробивающиеся сквозь ветер, аромат скошенной травы и запах ила…
Шпербер сошел с бетонки и направился по выложенной плитками узкой дороге, проходившей с задней стороны казарм шестой и восьмой батарей, и попал наконец на утоптанную тропинку вдоль стены, окружавшей военный городок. Наверху острыми, как ножи, краями сверкали под солнцем зеленые, коричневые, белые осколки стекла, прочно вмазанные цементом в камень. Было слышно, как за стеной раздавался женский смех. Вот сейчас, с увольнительной в кармане куртки, он перемахнет на ту сторону через забор, хотя положено проходить через проходную…
Он прошел из конца в конец тропинку, обегавшую всю территорию. Зону безопасности там, где кончалась стена, ограждал высокий забор из колючей проволоки. Перед ним росла жесткая трава. Между сухими пучками виднелись покрытые ржавыми потеками обломки железобетона. Что это — следы войны?
Далеко-далеко простиралось поле, упираясь у горизонта в новые навесы из асбестового шифера. Он полез, продираясь через одичавшие красно-зеленые кусты черной смородины, сквозь заросли дрока, который скоро должен расцвести, и вышел на бетонную дорогу, вдоль которой, деля ее на две неравные части, проходил стыковочный шов. Осторожными шагами, размахивая руками для равновесия, он пустился по этому шву, как по гимнастическому бревну, мимо болота и луговины, пока не добрался до навесов. Там стояли «жуки» — пятитонные грузовики фирмы МАН. Капоты двигателей — тупорылые, угловатые — выглядели как спесивые морды; снизу они были туго стянуты резиновыми жгутами. Бамперы — из двух корытообразных пластин железа шириной в две ладони каждая — изогнуты на концах. Там были укреплены почти вертикально пружинящие прутья с круглыми белыми шарами-ограничителями. Посередине бампера — кованая муфта с патентованным стопором, густо смазанная, прочная, укрепленная на выступе в форме ласточкиного хвоста. Он схватился за одну из цапф и потянул рычаг с такой силой, как будто ему нужно было оттащить быка. Безрезультатно. На каждом прицепе была такая же муфта. Как ребята сквернословили, когда приходилось натягивать стальные жилы тросов на эти муфты! Чертова работка! «Жуки» стояли под навесами в определенном порядке: второй выдвинут вперед, четвертый сдвинут назад, шестой — вперед, седьмой — назад. Так они и стояли уступами, чтобы удобнее было развернуться по тревоге. Вот бы на одного такого «жука» настоящего наездника: он бы проломил самую толстенную стену!
А ну-ка, посмотрим оттуда, сверху, из кабины, что там на горизонте.
Шпербер взобрался на подножку. Заглянул через стекло дверцы внутрь. Ну и рулевое колесо! Его двумя руками еле-еле обхватишь. Массивный черный шар на конце рычага шестискоростной коробки передач нужно ворочать всей рукой. Опоры стойки для вентиляции кабины, скупая, грубая арматура — все выкрашено в матовый оливковый цвет. Он попытался нажать на ручку дверцы. Дверца была закрыта, окно из бронированного стекла поднято до самого верха и закреплено изнутри. Все выглядело прочным, основательным. Он похлопал ладонью по стальной двери, повернул зеркало заднего обзора.
С земли капоты двигателей производили впечатление чего-то огромного. А сейчас они находились под ним. Должно быть, с места водителя их хорошо видно. С этой точки, расположенной высоко над колесами и двигателем, открывался свободный обзор на сто восемьдесят градусов. Тот, кто сидит за рулем, у приборного щитка, — хозяин «жука», этой самодвижущейся крепости, этого укрепленного замка на колесах. Хорошо бы лоб в лоб встретиться с каким-нибудь задрипанным БМВ! Мы из него быстро сварганим настоящую пиццу…[11]
— Что вы здесь делаете?! Вы кто — солдат?
Портупея на плечах, обер-лейтенантские погоны — дежурный офицер.
Шпербер вытянулся в струнку, это в джинсах-то и куртке, Он даже приложил руку к виску, отдавая честь.
— Я вас спрашиваю, что вы здесь делаете? Если вы не знаете, что ответить, я могу сказать. Вы забрались на машину. Вы колотили рукой по дверце. Вы пытались залезть в кабину водителя.
— Простите, не понимаю.
— А ну, давайте рассказывайте наконец, что вы собирались сделать?
Шпербер мог, конечно, наплести: интересуюсь, мол, тяжелыми грузовиками, когда-то, получая профессиональное образование, обучался также сборке автомобилей, коллекционирую модели старых автомашин. Что еще мальчиком… Но он лаконично ответил:
— Ничего, господин лейтенант.
— Ваше удостоверение.
Шпербер вытащил документ из внутреннего кармана куртки. Дежурный офицер взял его, раскрыл и молча возвратил, не сказав ни слова.
Метрах в пятидесяти стоял джип, водитель на корточках сидел на обочине дороги и ждал. Шпербер видел, как дежурный подошел к джипу, что-то достал из ящика для перчаток, похоже книгу или тетрадь, и сделал какую-то запись.
Джип уехал.
Шпербер присел на бортик, окаймлявший дорогу. Да, наверняка что-то будет. Но он не стал гадать. Поглядел на свои руки, увидел ногти, которые царапали ручку двери грузовика, и почувствовал какое-то болезненное, щемящее беспокойство в душе. Позади, на далеком повороте, в последний раз мелькнул джип: донесся слабый шум работающего двигателя. Вон там у зарослей дрока сидел на корточках водитель. Солнце стояло высоко. Да, уже разгар дня. Его наручные часы показывали пятнадцать десять.
Когда дежурный офицер смотрел на свои часы, было ровно пятнадцать.
Шпербер медленно встал. Уже на ходу он оглянулся на грузовики. Капоты двигателей показались ему еще более угловатыми, чем прежде. Он пытался засмеяться. Но судорога сжала горло, и получилось что-то вроде икоты.
Шпербер зашагал дальше, уже не оглядываясь.
В понедельник утром приказ: «Канонир Шпербер, наденьте повседневную форму и явитесь к командиру».
Ответил: «Слушаюсь!», пошел в спальную комнату и тут только понял: вызывают-то из-за вчерашнего, конечно. Значит, там у начальства, что-то будет.
Галстук с узлом по-американски — с аккуратными, еле заметными поперечными складками. Шпербер рывком развязал его. Итак, где-то некто уже уселся за письменный стол и продиктовал ефрейтору за пишущей машинкой имя и фамилию — Йохен Шпербер… Галстук был измят в том месте, где завязывался узел. Он попытался разгладить его о край крышки стола. Немецкий узел с петлей поменьше, асимметричный, длинный — кривой треугольник. Его не очень-то жалуют. А собственно, почему, Йохен? Ага, поэтому сделаю им назло. Шпербер попытался выпрямить изнутри указательным пальцем вмятину, образовавшуюся на узле галстука. А что с донесением дежурного офицера? Оно, конечно, попало куда следует. Но куда? Палец непроизвольно дернулся. Шпербер осмотрел ноготь. Оказывается, он прежде не заметил: ноготь буквально впился в кончик пальца.
Ну вот, готов. Мотылек полетел. Если командир желает обязательно лицезреть Йохена, пусть смирится с тем, что у него мятый узел на галстуке.
Шпербер встал навытяжку, будто аршин проглотил.
— У меня донесение, — начал Бустер, — вы знаете, о чем я говорю. Что вы скажете об этом, канонир Шпербер? Вольно.
— Я не знаю, в чем дело, господин капитан.
— На меня, как на командира батареи, возложена обязанность заботиться о каждом из вас. Поэтому я спрашиваю сейчас не как старший начальник, а как, так сказать, старший товарищ, которому вы должны довериться. Канонир Шпербер, в конце недели вы в единственном числе остались ночевать в казарме. Большинство солдат используют первый свободный конец недели, который им предоставляется. Садитесь.
Шпербер сел на стул перед столом Бустера.
— У вас неприятности?
— Нет. Откуда?
Ему было неясно, куда клонит Бустер. Речь шла об этом донесении или…
11
Дешевое блюдо национальной итальянской кухни. Получило широкое распространение в странах Западной Европы, Латинской Америки, США. —