— Теперь уж ничего не поделаешь, — сказал Кусак. — До поры до времени, конечно…
Он зажег электричество и опустил занавески.
— Вам, товарищи, верно, есть хочется?
— Да, мы голодны.
— Я сварю вам черного кофе и хлеба могу дать.
Он зажег спиртовку и поставил на нее маленькую кастрюльку с водой.
В дверь постучались.
— Не выбросили бы нас отсюда раньше, чем мы успеем поесть, — прошептал Анталфи. Он улегся как был, одетый, на кровать и в таком положении старался снять с себя сапоги.
— Можно! — крикнул Кусак несколько более энергично, чем это вызывалось необходимостью.
Дверь открылась, и в комнату вошел невзрачного вида человек с рыжими усами, по виду рабочий.
— Я боялся, что ваш и след уже простыл, товарищ Кусак.
— А куда же мне было деваться? — спросил Кусак, пожимая плечами. — Присядьте, товарищ Лауфер.
— Куда-нибудь вам деваться надо, это ясно, иначе вас здесь на куски разорвут. Вы ведь знаете, что это за народ, когда его что-нибудь приводит в ярость. Да я никогда и не скрывал от вас своего мнения: вы заслуживаете того, чтобы вас растерзали.
— Вот как! Мы этого заслуживаем? — спросил Кусак тихим голосом, слегка улыбаясь.
— Вполне, вполне. Потому, что вы все — сумасшедшие или еще того хуже. Если бы ваши главари остались здесь, то из всего этого свинства мы, по крайней мере, извлекли, бы для себя хоть маленькое удовольствие: поглядели бы, как их рвут на части, чего они вполне заслужили… Ну, да они, понятно, достаточно умны — знают, что делать! Набили себе полные карманы, забрали по кило золота, по горсти брильянтов — и поминай как звали… В шелку, в бархате будут теперь ходить, и до рабочих им дела не будет. Ну, а нам полагается оставаться в ответе и расплачиваться за их вину, чтобы их чорт побрал… Негодяи этакие…
Кусак был, казалось, всецело поглощен варкой кофе и ни слова не ответил Лауферу.
Анталфи же все время давал мне знаками понять, чтобы я не открывал рта. Его, повидимому, очень интересовало, что ответит Кусак. Но Кусак не спешил с ответом.
— Ну, кофе готов, — сказал он, наконец, точно все время речь шла только об этом. — У меня всего три чашки; пейте, товарищи, а я подожду, пока кто-нибудь из вас окончит.
— Спасибо. Мне уже поперек горла стоит этот проклятый черный кофе с сырым сахаром, ячменная похлебка да тыква. Надоел! Очень вам благодарен!
— Как знаете, товарищ, Лауфер. Сердиться тут не на что: я, право, не имел намерения вас оскорбить. С кофе как-нибудь и без вас справимся. Пожалуйте, товарищи.
Кофе был очень плохой, но мы все же выпили его и продолжали молчать.
Лауфер говорил, не переставая:
— Они нам насулили звезд с неба, а что потом дали? Воды для купанья, билеты в театр и белые деньги. Попробуйте-ка купить себе на них что-нибудь — продуктов или там одежду… Конечно, у них в «Хунгарии» да в замке все было. А дураки рабочие все терпели да терпели…
— Скажите пожалуйста, товарищ Лауфер, чем я обязан чести видеть вас у себя? — спросил Кусак, когда мы покончили с едой.
— Я могу говорить свободно? — спросил Лауфер, кинув на нас взгляд.
— Совершенно свободно.
— Ну-с, фабрику закрыли, это вы, товарищ Кусак, наверно, уже знаете? Вчера утром приходим мы, как обычно, — никто ничего дурного не подозревал, чорт возьми, — принялись за работу, как вдруг входит прежний директор. «Здравствуйте, господин директор». — «Здравствуйте». — Он только улыбается да всех обходит. Ну, а потом — время шло к обеду — вдруг созывает он нас и сообщает, что завтра закрывает фабрику. Даже шутил еще, подлец, что теперь мы вольны объявить стачку, и смеялся. Короче: нас выкинули на улицу. Вчера еще все было наше, а сегодня хоть помирай с голоду, — с кучей белых денег в кармане.
Он вынул толстую пачку кредиток и швырнул ее на стол.
— Неделю тому назад я мог бы на это купить себе хоть вазелина или духов, сегодня же за эти деньги и этого не дадут. Так вот я и надумал: так как я, собственно говоря, тоже жертва большевизма, — вы ведь знаете, товарищ Кусак, что вначале… Когда я подумал, что ведь и я служил вам, товарищи, — а теперь стою здесь, с этими дрянными бумажонками, да… Вы понимаете, товарищ Кусак, я не хочу участвовать в дележе, не хочу чужого добра, но я ожидаю, я имею полное право ожидать, что вы обменяете мне эти большевистские белые деньги на синие бумажки, то есть на полноценные деньги. У вас-то уж наверно найдутся синие деньги, товарищ Кусак, — их у вас, пожалуй, больше, чем нужно! Одним словом, я вас прошу: дайте мне синих денег В обмен на эти белые. Все, что у меня имеется, составляет не больше двух тысяч крон, но для меня это… вы ведь знаете меня, товарищ Кусак, — пять лет работали на одной фабрике — плечом к плечу…