— Не хотите ли поглядеть, — и чех указал на разрушенную снарядами сторожку, — это историческое место. Здесь чешские легионеры разбили большевиков, имевших численное превосходство. Красные бежали и как бежали!.. Победило моральное превосходство демократии, — да, демократии…
Мы уехали из Шалготарьяна в полдень и уже к вечеру были в Римасомбате.
— Пойдем поищем гостиницу, — предложил Анталфи. — Это совершенно безопасно; глупейший жандарм и тот сообразит, что человек, у которого документы не в порядке, не решится сунуться в гостиницу, где ему придется заполнять анкету. Не знаю, какова покупательная сила чешских крон, — я впервые в Чехии, — но так или иначе отправимся в порядочную гостиницу. Хотя я в Чехии еще не бывал, но про Римасомбат я кое-что слышал. Идем прямо в гостиницу «Хунгария».
«Хунгария» называлась теперь «Сокол» и была далеко не такой великолепной, как я того ожидал, судя по описаниям Анталфи. При этом в ней было довольно дорого: комната с двумя кроватями стоила тринадцать крон в сутки. Мы быстро умылись и отправились в столовую.
В столовой было почти пусто. В одном углу играл цыганский оркестр. За большим столом сидели, попивая шампанское, чешские офицеры в обществе чрезвычайно накрашенных женщин. В другом углу за кружкой пива сидел в одиночестве одетый в черное посетитель и, положив локти на стол, слушал музыку. Остальные столики тщетно дожидались гостей. Со стены против входа на нас глядели портреты Массарика и Вильсона.
— В честь чешской демократии я закажу себе клецки, — заявил Анталфи, просмотрев меню, — и тебе советую то же самое. И чтобы быть лойяльным чехом, буду пить пильзенское пиво.
Мы принялись за еду. Когда настало время расплачиваться, Анталфи вынул двухвостую стокронную бумажку. Официант осмотрел ее со всех сторон, вынул из кармана увеличительное стекло, еще раз внимательно исследовал двухвостого льва, покачал головой и положил бумажку на стол.
— Фальшивая, — сказал он.
— Как может быть она фальшивой, чорт вас возьми? — рассердился Анталфи. — Не видите вы, что у этого льва два хвоста?
— Вы, господа — иностранцы, — ответил официант. — Штемпель фальшивый. Здесь в ходу теперь очень много денег с фальшивым штемпелем, но такой грубой подделки еще ни разу не приходилось видеть. Это венгерская работа — венгры хотят таким способом понизить стоимость чешских денег.
— У меня и впрямь других занятий нет, как понижать стоимость чешских денег! Ну, все равно. Вот другие сто крон. Надеюсь, эти-то уж не фальшивые?
— Эти тоже фальшивые.
Через несколько минут выяснилось, что бородатый железнодорожник подсунул нам только такие деньги, которыми венгры собираются обесценить чешскую валюту.
По кивку официанта посетитель в черном оставил свою кружку и подошел к нашему столу.
— Следуйте за мной, господа, — сказал он после того, как тоже рассмотрел наши кроны через увеличительное стекло.
— А с кем мы имеем честь?.. — спросил Анталфи.
Тот показал ему свой полицейский значок.
Мы на извозчике отправились в полицейское управление. Сыщик уплатил извозчику одной из наших фальшивых стокронных бумажек, а полученную сдачу положил к нашим деньгам, конфискованным в качестве фальшивых. Поступить таким образом он имел, как потом выяснилось, полное основание, потому что деньги, полученные от извозчика, были такие же фальшивые, как и та стокронная бумажка, которой сыщик уплатил ему.
Дежурный полицейский офицер в одном жилете играл в карты с двумя офицерами. Когда сыщик ввел нас в утопавшую в табачном дыму комнату, полицейский офицер на минуту отвел взгляд от карт, но затем совершенно спокойно принялся доигрывать.
Он выиграл, забрал деньги, налил вина в стоявшие на столе три стакана, чокнулся с обоими офицерами, выпил и только тогда обернулся к нам.
— Ну, в чем дело? — спросил он сыщика.
— Фальшивомонетчики, — ответил тот. — У них тысяча с чем-то крон.
— Арестовать, — распорядился полицейский и снова обернулся к своим партнерам: — Ну, вам сдавать…
Арестный дом оказался очень неприятным местом, но тем приятнее показались нам находившиеся там люди. В камере помещалось четыре соломенных матраца, одно ведро и двадцать арестованных — мужчин и женщин вместе.
— Политический или?.. — спросила женщина с крашеными рыжими волосами. Она сидела на высоком подоконнике, болтая ногами в шелковых чулках.