Жан опускает голову.
Кожа сморщилась на длиннокостных пальцах и тоненьких запястьях Амона, а прежде руки у него были такими мощными, широкими. Все ткани, придающие форму человеческому телу, усыхают. Скоро старый учитель исчезнет совсем, одно дуновение — и все. Ни капли злобы на него в душе у Жана не осталось, напротив, все затопляет нежность, — так, если повернуться вверх ногами, кровь приливает к голове. Жан слушает спокойно, не оправдывается, не спорит. Он тут, и больше ничего не надо.
Тут.
Он должен изменить образ жизни, — твердили все, и, несмотря на этот строгий хор, Жан чувствовал себя допущенным, избранным; его как будто окружали и обдавали нестерпимым жаром раскаленные угли. Ощущение это было слишком сильно, радость и боль сливались воедино.
Несколько дней спустя он расстался с Мари. Их больше никогда не увидят вместе. Это его искупительная жертва. Мари вернулась к мужу и другим своим любовникам, а Жану на прощание сказала, что он снова попал в плен к фанатикам, но что она как актриса будет всегда готова у него играть, если такая надобность возникнет. Последние слова прозвучали холодно и недоверчиво.
— Право, не знаю, какую еще роль могли бы вы создать после Федры.
Жан предпочел списать эту колкость на уязвленное самолюбие.
В первое время, если ему не хватает Мари, ее голоса, запаха, он вступает в борьбу с животными страстями, пускает в ход все рычаги, чтобы воздвигнуть заграждения от приступов тоски.
Один из этих рычагов — король, обожание короля, возможность сиять на небе рядом с солнцем. «Моя жизнь протекает в раздумьях о короле», — бормочет он как заклинание.
— Вы мне напоминаете того голландского еретика, — говорит Никола, — которым так увлекался Конде и который имел дерзость написать Deus sive Natura[64].
— Как вы смеете? — Жан в возмущении швыряет в него книгами через всю комнату.
А Никола продолжает:
— Deus sive rex[65]. Бывают тождества, имеющие свойство умалять каждую из частей до полного ничтожества, разве вы не согласны?
В ответ на эти безобидные сарказмы Жан через день-другой рассказывает другу, какие, если верить свежим слухам, у короля намерения по отношению к ним.
— Величайшему в мире монарху надо служить безраздельно. Увидите, все начнется, как только он вернется из голландского похода.
Никола посмотрел на него с любопытством.
— Он хочет быть первым, кто использует поэтов.
— Главное, чего он хочет, это держать нас в узде.
— Король так же ревнив, как сокровенный Бог[66], которого он ненавидит.
— Он хочет, чтобы его языком заговорил весь мир.
— Он сам внутри поэт!
— Настанет день, когда мы попадем в опалу.
Всю ночь Жан с Никола гадали, что бы могло заставить короля взять их в придворные историографы на жаловании. И приводили доводы наперебой: логичные, циничные, развязные. Иногда увлекались так, что не слышали друг друга. И то и дело заливались смехом, их опьянял восторг, тщеславие торжествовало, тешась мечтами о суетной славе.
— Вы будете ответственным за нас обоих?
— Это мой долг, ведь я старший.
— В таком случае мне следует подумать о женитьбе.
Кузен знакомит его с девушкой двадцати пяти лет, имеющей солидное приданое и хорошо воспитанной. Она не видела и не читала его трагедий, если и слышала о них, то вчуже, но это то, чего он и хотел: чтобы жених с невестой ничего не знали друг о друге, все начинали с чистого листа. Ни о какой любви никто не помышлял, Жану она пришлась вполне по вкусу, и он женился на другой же день по возвращении короля. Распорядившись накануне снять со стены большой портрет Мари, — хотел было отправить ей, но передумал и поставил в кабинете, прислонив лицом к стене.
64
«Бог, или природа»
66
Янсенистское учение о непознаваемом, неощутимом сокровенном Боге основано на толковании библейского стиха (Ис 45, 15): «Истинно Ты Бог сокровенный, Бог Израилев, Спаситель».