«Или ее просто нет», — подумала Сирокко.
— Вы все-таки станете ее искать? — спросила Апрель.
— Не знаю. А какой смысл? Чего ради это сверхъестественное существо станет останавливать войну? Только из-за того, что я ее об этом попрошу?
— В жизни есть дела и похуже, чем завершение раз начатых поисков. Если ты сейчас повернешь назад, чем ты тогда займешься?
— Опять-таки не знаю.
— Ты прошла длинный путь. И, должно быть, преодолела великие трудности. Мои сородичи говорят, что Гея любит занятные истории и великих героев. Ты герой?
Сирокко подумала о Джине, стремительно улетающем во мрак, о Рожке, несущемся навстречу своей погибели, о кидающейся на нее ильной рыбине. Настоящий герой наверняка так бы не напортачил.
— Рокки герой, — вдруг заявила Габи. — Из всех нас только она упорно держалась своего назначения. Если бы она нас не шпыняла, мы бы до сих пор гнили в глиняных хижинах. Она заставляла нас двигаться к цели. Может, мы ни черта и не добьемся, но, когда прилетит спасательный корабль, земляне обязательно увидят, как мы тут по-прежнему расшибаем себе лбы об стенку.
Заявление Габи ошарашило Сирокко — но и по-своему тронуло. С самого крушения корабля она подавляла в себе ощущение собственной ущербности; и не вредно было узнать, что хоть кто-то считает ее жалкие потуги удачными. Но героиня? Нет, куда там! Она только делала то, что считала нужным.
— Думаю, Гею это впечатлит, — сказала Апрель. — Идите к ней. Станьте в ее ступице и кричите. Не лебезите и не клянчите. Скажите ей, что у вас есть право на ответы — ради всех нас. Она прислушается.
— Давай с нами, Апрель.
Женщина-ангел попятилась.
— Меня зовут Ариэль Стремительная. Я не летаю ни с кем, и никто не летает со мной. Мы больше никогда не увидимся. — Апрель опять упорхнула, и Сирокко поняла, что она сдержит слово.
Тогда она оглянулась на Габи. Та театрально закатила глаза и скривилась.
— Ну что, полезли?
— А почему, черт побери, нет? Ведь я и правда хочу там кое о чем спросить.
ГЛАВА XXIII
— Я не герой, сама знаешь.
— Ясное дело, не герой. Героиня. — Сирокко прыснула. Они с Габи лежали в укрытии. Шел последний день четырнадцатой зимы на их восьмом месяце в спице. От ступицы подруг теперь отделяли всего лишь десять километров. Эти десять километров они уже одолевали — но только во сне, пока шла оттепель.
— Не придуривайся. Если кто-то из нас героиня, так это ты.
Габи покачала головой.
— Да, я помогала. Без меня тебе наверняка было бы куда тяжелее справиться.
Сирокко сжала ее ладонь.
— Но я только тащилась вслед. Да, из нескольких передряг я и правда помогла тебе выбраться, но в герои и близко не гожусь. Герой не попытался бы сбросить Джина в пропасть без парашюта. Кроме того, ты бы и сама со всем справилась. А я нет.
Потом они долго молчали. Каждая погрузилась в свои мысли.
Сирокко сильно сомневалась в правоте Габи. Что-то казалось ей верным, хотя вслух она этого бы никогда не признала. Да, Габи бы их сюда не довела. В вожаки она не годится.
«А я? — задумалась Сирокко. — Я-то гожусь?» И решила, что по крайней мере все для этого делала. Но разве смогла бы она провернуть все в одиночку? Вот это казалось крайне сомнительным.
— А весело было, правда? — негромко спросила Габи.
Сирокко не на шутку удивилась. Назвать мучение длиной в восемь месяцев веселым?
— Честно говоря, у меня другое слово на языке вертится.
— Ну да, все так. Но ты понимаешь, о чем я.
Как ни странно, Сирокко тут же поняла. И наконец открыла для себя причину той хандры, в которую последние несколько недель то и дело погружалась. Поход скоро закончится. И они либо отыщут способ вернуться на Землю, либо нет.
— Не хочу возвращаться на Землю, — заявила Сирокко.
— Я тоже.
— Но не можем же мы повернуть назад.
— Тебе виднее.
— Да не виднее мне! Просто у меня упрямства больше. Но мы должны идти дальше. Должны. Ради Апрель, Джина и всех остальных мы обязаны выяснить, что с нами такое проделали и зачем.
— Вытащи-ка мечи, а?
— Думаешь, будут проблемы?
— Не из тех, что решаются мечом. Но с ним мне как-то спокойнее. К тому же я герой, сама говоришь. А какой герой без меча? Это ж курам на смех.
Габи спорить не стала. Опустившись на одно колено, она порылась в лишнем рюкзаке, достала оттуда пару коротких мечей и перебросила один Сирокко.
Они стояли невдалеке от верха того, что по всему должно было оказаться последней лестницей. Подобно той, по которой они взбирались у основания спицы, эта вилась спиралью вокруг троса, что вдруг снова обнаружился на верху длинного, голого склона, отмечавшего границу меж лесом и верхним клапаном спицы. Двое суток, активно пользуясь ледорубами, веревками и крюками, взбирались они по этому склону.
Масла в лампе уже не осталось, и взбираться по лестнице приходилось в кромешной тьме, беря одну ступеньку зараз. Подъем шел без приключений — пока где-то впереди Сирокко не различила слабое красноватое свечение. И не почувствовала острого желания взять в руку меч.
Превосходное это было оружие, хотя рукоятка могла быть и поменьше. На такой высоте меч почти ничего не весил. Чиркнув спичку, Сирокко погладила выгравированную на лезвии фигуру титаниды.
— Н-да, — заметила Габи. — Ты прямо с картины Фразетты.
Сирокко оглядела себя. Оборванные лохмотья некогда роскошных одеяний. Бледная кожа — там, где она вообще проглядывала под слоем грязи. Лишнего и даже части совсем не лишнего веса Сирокко лишилась, а все оставшееся стало на редкость твердое и жилистое. Кожа на руках и ногах сделалась грубой как звериная шкура.
— Вот обида. А я всегда хотела смотреться одной из тех див Максфилда Пэрриша. Такой благородной-благородной.
Отшвырнув спичку, она зажгла другую. Габи все еще на нее глазела. Глаза ее поблескивали в желтом свете. Сирокко вдруг отчего-то сделалось спокойно и хорошо. Она улыбнулась, затем рассмеялась и обняла Габи за плечи. Габи с неуверенной улыбкой тоже ее обняла.
— Ты… у тебя никаких предчувствий насчет вон того? — Габи указала мечом в сторону верха лестницы.
— Вроде есть что-то. — Сирокко опять рассмеялась, затем пожала плечами. — Ничего определенного. Просто держи ухо востро.
Габи промолчала, но прежде чем снова покрепче взяться за рукоять меча, вытерла ладонь о бедро. Затем рассмеялась.
— Не знаю, как им орудовать.
— А ты действуй так, будто знаешь. Кстати, когда доберемся до верха лестницы, все барахло оставь там.
— Думаешь?
— Лишний вес ни к чему.
— Ступица большая, Рокки. Мы можем долго ее обшаривать.
— У меня предчувствие, что дело не затянется. Все решится очень скоро.
Она задула вторую спичку. Подождав, пока глаза не привыкнут, они вскоре снова увидели то слабое свечение. А потом бок о бок двинулись вперед — вверх по последней сотне ступенек.
Сирокко и Габи восходили в пульсирующую алую ночь.
Весь свет исходил от прямой, как луч лазера, линии над головой. Потолок терялся во мраке. Слева нависал трос — черная тень на иссиня-черном фоне.
И стены, и пол, и даже сам воздух вторили звуку медленных ударов громадного сердца. В лицо женщинам задувал холодный ветерок из невидимого прохода в спицу Океана.
— Я намерена без церемоний тут осмотреться, — прошептала Габи. — А то дальше чем на двадцать метров ни черта не видно.
Сирокко промолчала. Затем, желая избавиться от странного, гнетущего чувства, замотала головой — и тут же ей пришлось бороться с приступом головокружения. Хотелось присесть. Еще хотелось повернуть назад. Было страшно, но сдаться она не осмеливалась.
Вытянув меч перед собой, она заметила, что он переливается будто полоска крови. Шаг вперед. Еще один. Габи не отставала. Они медленно шли во тьму.