— Нет, — брякнул Красавка и снова уткнулся в произведение. — «Вдруг… раздались легкие шаги. Саманта в страхе обернулась, и ее объял ужас… Сзади с высунутым языком за ней ползла зубастая голова на ножках… А впереди…»
Маша со вздохом вернулась в одеяла. И что за извращенец написал эту чертову графомань⁈ Неудивительно, что ее так запрятали!
Она как смогла отрешилась от того, что там творили с Самантой в лазе, но тут же в голову полезли другие мрачные мысли. Женя не отвечал на звонки, — она набирала ему уже раз пять, а все без толку. Да и Настя постоянно сбрасывала.
Блин, еще под дверью что-то возится…
— Зита, ты нашла голову? — пискнули из коридора.
— Нет… Укатилась наверное… Может, ну ее? Завтра найдем поутру.
И кто-то сладко зевнул.
— Ага! Утром вернется хозяин и решит проведать Марию Львовну, и тут — бум! Под трельяжем лежит чья-то отрезанная башка! Нет уж, найти ее надо кровь из носу! Иди посмотри под стулом… Вроде, там что-то чернеет…
И снова послышался сладкий зевок.
— Сама же спать хочешь, Гита! Расслабься, хозяин наверняка вернется в стельку пьяным и ничего не заметит…
— Поговори мне тут! Ищи давай! Ты разделывала этого придурка совсем рядом. Не мог же он убежать без головы?
Без головы…
Голоса затихли, а Маша вжалась в простыни. Красавка?
— Ты чего затих, — высунулась она наружу. А зверек-то уткнулся носом в раскрытую книжку и похрапывает себе! Быстро же его сморило…
Так что, со всеми этими разговорами, она так и не поняла… Саманту поймали, чтобы впиться гнилыми зубами в ее молодое и упругое тело, или нет?
Блин, и о чем ты думаешь, дурочка⁈ Не смей тянуться к книжке!
Вдруг раздался телефонный звонок, и Маша вздрогнула. Мгновением позже она уже щурилась от яркого света горящего экрана.
— Алло!
— Маш, привет… — послышался из трубки уставший и замученный голос Жени. — Ты спишь?
— Нет, как обычно… без тебя не могу — вздохнула Маша. — Вы там скоро? Или думаете выпить все шампанское из погреба мадам Болконской?
— Думаю, еще пару часиков… Бл***ть, ты чего еще не сдохла⁈ Получи!
На заднем плане послышалось рычание, а потом крики, полные предсмертной агонии.
— Женя⁈ Ты чего там делаешь? — напряглась Маша, прижав трубку к уху. — Прорыв что ли⁈
— Какой еще во Владимире Прорыв, с ума сошла? — хохотнул Женя, вбивая в пол что-то тяжелое. — Мы тут просто… танцуем… Все нор… Ах ты, сука! Блин, а хрен с ним! Так ты не спишь?
— Зачем тебе? Ты где⁈
Она уселась на кровати и свесила ноги. Чуйка подсказала ей, что этой ночью она больше не уснет.
— Я… В общем, Маш, собирайся. Сейчас за тобой заедет Рэй. Тебе надо возвращаться домой.
Дзинь! Дзинь! — звенели шпаги в руках дуэлянтов, и сердце Насти стучало им в такт.
Она все порывалась броситься на помощь Жене, но за руку ее крепко держал Коля, и он тоже вздрагивал каждый раз, когда клинок Петра Воротынского проходил слишком близко от мундира брата.
Никто не смел двинуться с места, ведь дуэльный кодекс предписывал драться до первой крови, а помощь со стороны — вечный позор!
Петр Воротынский был одним из лучших фехтовальщиков и каждый взмах шпаги подтверждал его звание. Однако и Женя был не лыком шит. Через минуту ожесточенной рубки от самодовольного выражения на лице Воротынского не осталось и следа. Сначала мелькнуло удивление, потом непонимание, а затем зажглась ярость.
И он начал ошибаться! Женя напирал!
Дружки Воротынского тоже сильно напряглись. Вид у них был такой, словно они в любую секунду готовы броситься на подмогу. Настя невольно пыталась найти на балконе хоть что-нибудь, что можно использовать как оружие — у них на ремнях тоже висели шпаги, как и у Коли, а вот у нее — проклятый бабский наряд! — пустые руки.
— Давай, братишка! — пробормотала себе под нос Настя, сжимая кулачки.
Воротынский весь покрылся потом, да и Женя тоже устал. Однако никто не хотел уступать…
Вдруг раскрылась дверь, и на балкон ввалился князь Толстой:
— Прекратите это безобразие! — крикнул он, и из-за его спины показался длинный нос княгини Болконской.
Остальные уже давно облепили стекла — звон металла привлек сюда половину гостей.
— Стоять! — вышел вперед Коля. — Не мешайте дуэлянтам!
— Никаких дуэлей в присутствии Его Высочества! Это позор, позор! — зарычал Толстой, но вдруг на его пути встала Болконская.
— Мой внук прав — не мешайте юношам выпускать пар. А вдруг…
Что вдруг она не договорила, вместо этого напустила на себя невероятно взволнованный вид и прижала руки к груди.