За те два года, что им довелось прожить вместе, Сергей нередко ловил себя на мысли, что этот момент — когда ее иная сущность восторжествует над человеческим разумом — когда-нибудь настанет. Может, через год, через пять… Десять лет, или же на пороге смерти, но ему все же придется сделать этот шаг.
И вот они здесь. Значит, нужно сделать все, чтобы дать Виолетте упокоиться. Больше ничего не поделаешь.
Щелк! — Сергей снял оружие с предохранителя и, когда из-за угла показалась тень, поднял пистолет. Один выстрел решит все. Нужно попасть туда, куда в свое время он и не думал целиться.
В сердце.
Вдруг его ушей коснулся другой звук, и Сергей повернулся. Из-за поворота вот-вот выйдет еще кто-то.
Неужели это Пьер, или Маруся? Просил же не ходить за ним!
— Сережа-а-а-а! — раздался крик, и, мгновенно забыв про третьего участника драмы, Сергей повернулся. Она стояла перед ним — растрепанная, бледная и сногсшибательно прекрасная, как и всегда.
Пистолет тут же нашел цель. Палец надавил на спуск, и…
— Сережа… — улыбнулась его любимая. — Наконец-то я тебя нашла…
Пистолет дрожал в руке, а мушка смотрела прямо ей в грудь и чуть правее — там, где билось сердце, стук которого он слушал каждую ночь…
Он почти надавил на спуск. Еще чуть-чуть, и пуля пробьет ее насквозь. А она не двигалась — просто стояла перед ним, слегка разведя руки в стороны. Глаза были голубыми, и в них не было ни капли пламени Пожирателя.
— Сука! — Сергей сжал зубы до хруста. Виолетта еще там, зараза!
— Давай… Пока еще есть время… — произнесла она одними губами и на мгновение закрыла глаза.
Грохнул выстрел, и волосы у шеи Виолетты слегка всколыхнулись. По шее потекла кровавая струйка.
Она открыла глаза, и в них горел изумрудный огонь Нексуса.
— Глупо! — сказала Виолетта чужим голосом.
Затем плотоядно оскалилась, но вдруг, увидев нечто позади Сергея, охнула и скривилась.
— Ты⁈ А ты что тут делаешь? Где ты пропадал, негодник?
Сергей оглянулся. При виде того, что сидело на полу в противоположном конце коридора и облизывалось, у него забегали мурашки по спине.
— Ди… — раздался хриплый усталый голос. — Ди, не надо клеваться…
На них смотрело некое антропоморфное существо, напоминающее помесь кота и человека. На узкие плечи, спину и грудь спадала густая копна длинных спутанных волос, а все остальное розоватое тело покрывала налипшая шерсть. Мордочка напоминала человеческое лицо, если не считать грубоватых черт, целого рта острых зубов и огромных желтых глаз. Сзади метались два длинных пушистых хвоста, а на ногах были кеды.
Передвигаясь на четвереньках, нечто сделало пару аккуратных шагов, село и дернуло двумя длинными ушами.
— Не надо клеваться, Ди, — повторило существо, делая еще несколько движений в их сторону. — Иначе барон Красавкин будет кусаться.
Глава 24
— Это определенно Титан, — раздался голос в ушах Амальгамы, пока бывший Император Иоанн Годунов подписывал манифест о собственном отречении.
Антимагические наручники сильно мешались, Годунов-старший постоянно ругался, но продолжал выводить букву за буквой. Протокол требовал того, чтобы весь текст был написан рукой монарха и пользоваться разрешалось только перьевой ручкой. На бумаге чернела уже вторая клякса.
— Довольно? — спросил Иоанн, помахав в воздухе готовым манифестом. — Уж простите великодушно, но никогда не приходилось отрекаться от престола. Есть как есть.
Капитан Салтыков принял манифест, пробежал его глазами, а затем передал лейтенанту Бессоновой. Та тоже перечитала текст, и оба бросились на выход. Однако, учитывая последние новости относительно Титана, радоваться Николаю Иоанновичу пока было преждевременно.
Дверь личной императорской каюты закрылась, и, если не считать пары безмолвных гвардейцев Николая, Иоанн с Амальгамой остались вдвоем.
— Отлично, — кивнул Годунов и ударил кулаком по столу. — А теперь водки мне! Амгалена Васильевна, составьте компанию несчастному низложенному собственным сыном монарху?
Гама наполнила граненый стакан Его бывшего Величества до краев, не забывая поглядывать в иллюминатор, где вдалеке за стеной Кремля полыхала схватка. Без оптики было тяжеловато разглядеть подробности, но скоро она различила и Зубра с Жуком, и Марию Львовну.
Дела у них были очень плохи, но Гаму больше всего волновала судьба хозяина.
— Сука! — прошипела она, когда пролила на скатерть немного вина.
— Ничего, — кивнул Годунов и пододвинул полный стакан Гаме. — Не обижайте меня отказом. Скоро все закончится.