Существо хмыкнуло и улыбнулось:
— Oui, oui, jolies dames, но даже не думайте, что я уйду, как ушел старик, — сказал Красавка. — Я буду здесь до тех пор, пока моя черноволосая валькирия не поправится.
— Мы и не прогоняем тебя, — сказала Настя и присела на краешек кровати. — Просто хотим составить тебе компанию.
Амальгама почувствовала, что в комнате она не одна. Повеяло холодом, потом по полу застучали каблуки, зашуршало длинное платье. Хлопнула дверь и скрипнуло кресло.
Стараясь, чтобы дыхание не выдало ее, Гама приподняла веки. В окна, скованные толстой коркой льда, лился мерцающий свет. В дальнем углу комнаты сидела женщина и смотрела на нее изучающим взглядом.
— Все еще жива? — прозвучал холодный голос.
— О, нет… Опять вы? — вздохнула Амальгама и с трудом открыла глаза.
Все тело затекло, словно нексонианка несколько суток пролежала без движения. У нее едва вышло приподняться с подушек и сесть:
— Чего тебе надо от меня? — и из ее рта вырвалось облачко пара. Черты собеседницы были скрыты тенью.
— Я жду, когда ты умрешь, — ответила женщина и, как ни в чем не бывало, пожала плечами. А вот у нее пара не было.
Гама фыркнула:
— Долго же вам придется ждать, Виктория Петровна.
— Я не тороплюсь. Но я знаю, что ты на грани. И ослу понятно, что твое неуемное любопытство рано или поздно доведет тебя до ручки. И я надеюсь, что от этого сна ты, тварь, не очнешься. Ты и так излишне зажилась на Земле.
— Хозяин… Ваш сын, Виктория, дал мне знания, чтобы я изменила мир. А не для того, чтобы мое сердце остановилось…
— Что мне этот мир, раз меня в нем больше нет?
— Но в нем живут ваши дети.
Виктория замешкалась.
— Пусть оба умрут, но не станут жить в мире, который будет менять такая как ты! — зашипела она. — Сначала опутала сетями наш дом, околдовала мужа, а теперь принялась за моих детей? Ненавижу!
Амальгама покачала головой. Вот что делает с человеком ревность.
Кроваво-алые губы Виктории Петровны сложились в усмешку. Зеленые глаза засияли жаждой увидеть конец нексонианки. Она немного подалась вперед и показалась из тени. Да, и Евгений, и особенно Анастасия — оба пошли в мать.
— Ты не выдержишь…
— Выдержу, — выдохнула Амальгама и махнула рукой. — Пошла прочь, сука!
Виктория Скалозубова скрипнула зубами и, сжав кулаки, вскочила с места. Минуту она молчала.
— Даже если ты и выдержишь, я буду приходить и приходить, Амальгама, — проговорила она скороговоркой. — Сколько бы ты не сдерживалась, сколько бы ты не делала вид, что тебе не нужен сон, но в следующий раз, когда ты все же сдашься, я снова приду к тебе. И так до самого финала.
Она смерила противницу испепеляющим взглядом и ухмыльнулась.
— А пока наслаждайся.
И, шурша платьем, Виктория Скалозубова-Саблина вышла из комнаты.
Хлопнула дверь, и Гама упала обратно на подушки. Где-то пару секунд она провела в тишине, а потом ее затянуло в водоворот бесконечных, пугающих сновидений.
И ей снова пришлось прожить целую жизнь на Нексусе.
— … и зарубите себе на носу! Нексус… — наставляла Затейница глупую журналистку, но на «проводе» уже раздались гудки. — Але! Але!
Эхх, похоже, эфир продолжили без нее.
— Сука, сама же вымаливала у меня интервью два месяца… — покачала Пульхерия головой и положила трубку.
Вот так всегда… Стоит только рассказать людям не то, что они хотят услышать, а реальное положение дел, как тебя наотрез отказываются воспринимать.
Она устало поднялась со стула и подошла к пульту с экранами и кнопками, занимающему всю стену. Он был подключен к нексометру — устройству, напоминающему гигантскую тарелку на поверхности бункера. Именно с помощью этой недешевой машины они могли оценивать активность Нексуса и просчитывать вероятность усиления Прорывов.
— Фух, парит как херов банщик, — вздохнула женщина, смахивая с висков капли пота.
В помещении стояла страшная жара, даже кондиционер не справлялся. Нексометр работал на максимальных оборотах уже сутки, и то, что он показывал, радовало Затейницу все меньше.
На лестнице топали — практикантки носились по техническим этажам и как могли охлаждали устройство с помощью магии воды. Вдруг раздался грохот, а за ним и крик. Кажется, очередная бедняжка хлопнулась в обморок от истощения.
— Положите ее на кушетку и продолжайте! — рявкнула преподавательница ГАРМа, и тут устройство с треском начало «выплевывать» бумажную ленту с графиками. Все данные были красными.
Пробежавшись по бумаге глазами, Пульхерия устало вздохнула. Как она и сказала той тупой козе, активность планеты достигла небывалых масштабов. Такого не было за все время наблюдений.