– Наверное, мне следовало бы указать тебе, что корабля теперь нет.
Если он хотел нанести ей удар, то он не мог придумать ничего лучшего, чтобы достичь цели. Сирокко прочистила горло и продолжала:
– Джин, мы здесь не военные советники.
– К дьяволу, я просто подумал, что мог бы им кое-что показать. Наподобие этой карты. Они тоже нуждаются в новой тактике, но…
Мейстерзингер засвистел на высокой ноте, таким образом он прочищал горло. Сирокко сообразила, что они не обращают на него внимания.
– Извините меня, – пропел он, – это и в самом деле очень хороший рисунок. Я нарисую его у меня на груди к следующему празднику трех городов. Но мы говорили о том, как убить ангелов. Мне бы хотелось услышать больше о сером порошке силы, о котором ты рассказывал раньше.
– Боже мой, Джин! – воскликнула Сирокко, затем овладела голосом и уже спокойно обратилась к мейстерзингеру:
– Мейстерзингер, мой друг, который недостаточно хорошо знает ваши песни, неправильно выразился. Я знаю, что никакого порошка не существует.
Мейстерзингер безмятежно посмотрел на Сирокко. – Если нет серого порошка, то расскажи мне о устройстве, швыряющем в воздух копья дальше, чем это можно сделать рукой.
– И опять ты неверно понял. Пожалуйста, подожди немного. – Сирокко обернулась к Джину, стараясь оставаться спокойной: – Джин, уходи отсюда, я поговорю с тобой позже.
– Роки, я только хотел…
– Это приказ, Джин.
Джин все еще колебался. Сирокко владела приемами рукопашного боя, у нее была большая дистанция для удара, но и он умел бороться и был сильнее. Сирокко была далека от мысли драться с Джином, но внутренне была готова к этому.
Напряженный момент прошел. Джин расслабился, хлопнул ладонью по столу и с гордым видом вышел из комнаты. Мейстерзингер проводил его взглядом, он все примечал.
– Мне жаль, если я послужил причиной ссоры между тобой и твоим другом, – пропел он.
– Это не твоя вина. – Руки у Сирокко после стычки с Джином были абсолютно холодные.
– Я… послушай, мейстерзингер, – пропела Сирокко, – кому ты веришь, мне или Джину?
– По правде говоря, Ра-кии, у тебя такой вид, как будто ты что-то скрываешь.
Сирокко посасывала костяшку пальца, раздумывая, что делать. Мейстерзингер был уверен, что она лжет, но как много он уже узнал?
– Ты прав, – пропела она наконец. – У нас есть порошок силы, у него достаточно мощи, чтобы разрушить весь этот город. Мы владеем таким секретом разрушения, что мне стыдно даже намеком говорить об этом. С помощью этого оружия можно проделать такую дыру в вашем мире, через которую в холодное пространство вытечет весь воздух, которым вы дышите.
– Ничего лучшего нам и не надо, – пропел мейстерзингер. Он выглядел заинтересованным. – Этому порошку можно будет найти хорошее применение.
– Я не могу дать его тебе. У нас его нет с собой.
Мейстерзингер, очевидно, тщательно обдумал свою песню, прежде чем наконец опять запеть.
– Твой друг Джин сказал, что есть возможность изготовить это оружие. Мы хорошо разбираемся в дереве и в химии растительного происхождения.
– Наверное, он прав, – вздохнула Сирокко, но мы не можем передать вам этот секрет.
Мейстерзингер молчал.
– Мои личные чувства не имеют большого значения, – объясняла Сирокко. – Те, кто выше меня, наши мудрецы, сказали, что следует так поступать.
Мейстерзингер пожал плечами:
– Если ваши старейшины приказали это, то у тебя небольшой выбор.
– Я рада, что ты понимаешь это.
– Да, – он опять помолчал, старательно что-то обдумывая.
– Твой друг Джин не такой почтительный по отношению к старейшинам. Если я снова попрошу его, он может быть расскажет, что надо нам для победы.
У Сирокко замерло сердце, но она постаралась не подать виду, как на нее подействовало это предположение.
– Джин забывчивый. Он пережил тяжелые времена за время этого путешествия; мысли его разбрелись, но я напомнила ему о его долге.
– Я вижу. – Он опять задумался, предложив ей между тем стакан вина, который она с удовольствием выпила.
– Я думаю, что самостоятельно могу придумать метатель копий. Эластичный прут, концы связаны вместе ремнем.
– По правде говоря, я удивлена, что вы до сих пор не придумали этого. У вас много гораздо более сложных вещей.
– Мы делаем что-то вроде того, во что играют дети.
– Меня приводит в недоумение ваша война с ангелами. Почему вы сражаетесь?
– Потому что они ангелы, – насупившись ответил мейстерзингер.
– Только лишь по этой причине? На меня произвела впечатление ваша терпимость по отношению к другим видам. Вы не питаете враждебности ни ко мне, ни к моим друзьям, ни к цеппелинам, ни к йети в океане.
– Они ангелы, – повторил мейстерзингер.
– Вы не хотите жить на одной и той же земле?
– Ангелы будут не в состоянии выкармливать своих детенышей грудью Геи, если они покинут огромные башни. А мы не можем жить, цепляясь за стены.
– Следовательно, вы не конкурируете ни из-за земли, ни из-за еды. Может быть, причина в религии? Они почитают другую богиню?
Мейстерзингер рассмеялся. – Почитают? Ты странно выражаешься. У нас только одна богиня, даже для ангелов. Гее поклоняются все виды.
– Тогда я просто не понимаю. Можешь ты мне объяснить, почему вы воюете?
Военачальник мейстерзингер надолго задумался. Когда он наконец запел, то это была песня в минорном ключе.