Выбрать главу
As far as the eye could see were carriages, the one great social diversion of Chicago, because there was otherwise so little opportunity for many to show that they had means. The social forces were not as yet clear or harmonious. По улице длинной вереницей катились нарядные экипажи - катанье было любимой утехой чикагского "света" и для многих едва ли не единственной возможностью щегольнуть своим богатством (социальные прослойки города определились еще не достаточно четко). Jingling harnesses of nickel, silver, and even plated gold were the sign manual of social hope, if not of achievement. В позвякивании упряжи - металлической, серебряной и даже накладного золота - слышался голос успеха или упования на успех. Here sped homeward from the city-from office and manufactory-along this one exceptional southern highway, the Via Appia of the South Side, all the urgent aspirants to notable fortunes. По этой улице, одной из главных артерий города, - Виа Аппиа его южной части, - спешили домой из деловых кварталов, с фабрик и из контор все ретивые охотники за наживой. Men of wealth who had met only casually in trade here nodded to each other. Богатые горожане, лишь изредка встречавшиеся друг с другом на деловой почве, обменивались любезными поклонами.
Smart daughters, society-bred sons, handsome wives came down-town in traps, Victorias, carriages, and vehicles of the latest design to drive home their trade-weary fathers or brothers, relatives or friends. Нарядные дамы и молодые щеголи, дочери и сыновья чикагских богачей, или их красавицы-жены - в кабриолетах, колясках и новомодных ландо устремлялись к деловой части города, чтобы отвезти домой утомившихся за хлопотливый день мужей или отцов, друзей или родственников.
The air was gay with a social hope, a promise of youth and affection, and that fine flush of material life that recreates itself in delight. Здесь царила атмосфера успеха, надежд, беспечности и того самоуспокоения, которое порождается материальными благами, их обладанием.
Lithe, handsome, well-bred animals, singly and in jingling pairs, paced each other down the long, wide, grass-lined street, its fine homes agleam with a rich, complaisant materiality. Послушные выхоленные чистокровные рысаки проносились, обгоняя друг друга, по длинной, широкой, окаймленной газонами улице, мимо роскошных особняков, самодовольно кичливых, выставляющих напоказ свое богатство.
"Oh!" exclaimed Aileen, all at once, seeing the vigorous, forceful men, the handsome matrons, and young women and boys, the nodding and the bowing, feeling a touch of the romance and wonder of it all. - О-о! - вскричала Эйлин при виде всех этих сильных, уверенных в себе мужчин, красивых женщин, элегантных молодых людей и нарядных девиц, улыбающихся, веселых, обменивающихся поклонами, всего этого удивительного и показавшегося ей столь романтическим мира.
"I should like to live in Chicago. - Я бы хотела жить в Чикаго.
I believe it's nicer than Philadelphia." По-моему, здесь даже лучше, чем в Филадельфии.
Cowperwood, who had fallen so low there, despite his immense capacity, set his teeth in two even rows. His handsome mustache seemed at this moment to have an especially defiant curl. При упоминании о городе, где он, несмотря на всю свою изворотливость, потерпел крах, Каупервуд крепко стиснул зубы, и его холеные усики, казалось, приобрели еще более вызывающий вид.
The pair he was driving was physically perfect, lean and nervous, with spoiled, petted faces. Пара, которой он правил, была поистине бесподобна - тонконогие, нервные животные, избалованные и капризные.
He could not endure poor horse-flesh. Каупервуд терпеть не мог жалких непородистых кляч.
He drove as only a horse-lover can, his body bolt upright, his own energy and temperament animating his animals. Когда он правил, держась очень прямо, в нем виден был знаток и любитель лошадей, и его сосредоточенная энергия как бы передавалась животным.
Aileen sat beside him, very proud, consciously erect. Эйлин сидела рядом с ним, тоже выпрямившись, горделивая и самодовольная.
"Isn't she beautiful?" some of the women observed, as they passed, going north. - Правда, недурна? - заметила одна из дам, когда коляска Каупервуда поравнялась с ее экипажем.
"What a stunning young woman!" thought or said the men. "Что за красотка!" - думали мужчины, и некоторые даже выражали эту мысль вслух.
"Did you see her?" asked a young brother of his sister. - Видела ты эту женщину? - восторженно спросил один мальчик-подросток у своей сестры.
"Never mind, Aileen," commented Cowperwood, with that iron determination that brooks no defeat. "We will be a part of this. Don't fret. - Будь покойна, Эйлин, - сказал Каупервуд с той железной решимостью, которая не допускает и мысли о поражении, - мы тоже найдем свое место здесь.
You will have everything you want in Chicago, and more besides." Верь мне, у тебя в Чикаго будет все, что ты пожелаешь, и даже больше того.