Выбрать главу
"To tell you the truth, Mr. Laughlin," went on Cowperwood, "what I'm really out here in Chicago for is to find a man with whom I can go into partnership in the brokerage business. - По правде говоря, мистер Лафлин, - продолжал Каупервуд, - главная цель моего приезда в Чикаго- подыскать себе компаньона. Now I'm in the banking and brokerage business myself in the East. Я сам занимаюсь банковскими и маклерскими операциями на Востоке. I have a firm in Philadelphia and a seat on both the New York and Philadelphia exchanges. У меня собственная фирма в Филадельфии, я член нью-йоркской и филадельфийской фондовых бирж. I have some affairs in Fargo also. Есть у меня кое-какие дела и в Фарго. Any trade agency can tell you about me. Любая банкирская контора даст вам исчерпывающие сведения обо мне. You have a Board of Trade seat here, and no doubt you do some New York and Philadelphia exchange business. Вы член здешней Торговой палаты и, по всей вероятности, ведете операции на нью-йоркской и филадельфийской биржах. The new firm, if you would go in with me, could handle it all direct. Новая фирма, если только вы пожелаете войти со мной в компанию, могла бы заниматься всем этим непосредственно на месте. I'm a rather strong outside man myself. I'm thinking of locating permanently in Chicago. В Чикаго я человек новый, но я располагаю порядочным капиталом и вообще думаю здесь обосноваться. What would you say now to going into business with me? Не согласитесь ли вы стать моим компаньоном? Do you think we could get along in the same office space?" Мы, пожалуй, уживемся в одной конторе, как по-вашему? Cowperwood had a way, when he wanted to be pleasant, of beating the fingers of his two hands together, finger for finger, tip for tip. He also smiled at the same time-or, rather, beamed-his eyes glowing with a warm, magnetic, seemingly affectionate light.
Когда Каупервуд хотел кому-нибудь понравиться, он имел обыкновение соединять ладони и постукивать кончиками пальцев друг о друга; при этом он улыбался, вернее сказать, сиял улыбкой -столько тепла и как будто даже приязни светилось в его глазах. As it happened, old Peter Laughlin had arrived at that psychological moment when he was wishing that some such opportunity as this might appear and be available. А Питер Лафлин под старость начал тяготиться своим одиночеством и очень желал, чтобы кто-нибудь пришел к нему с подобным предложением. He was a lonely man, never having been able to bring himself to trust his peculiar temperament in the hands of any woman. Не решившись доверить ни одной женщине заботу о своей несколько своеобразной особе, он остался холост.
As a matter of fact, he had never understood women at all, his relations being confined to those sad immoralities of the cheapest character which only money-grudgingly given, at that-could buy. Женщин он не понимал, все его отношения с ними ограничивались тем низменным и жалким развратом, который покупается за деньги, а на такие траты Лафлин никогда не был особенно щедр.
He lived in three small rooms in West Harrison Street, near Throup, where he cooked his own meals at times. Жил он в западной части города на Харрисон-стрит, занимал три крохотные комнатки и, случалось, сам себе стряпал.
His one companion was a small spaniel, simple and affectionate, a she dog, Jennie by name, with whom he slept. Единственным его другом и товарищем был маленький спаниель, бесхитростное и преданное животное, - сучка по кличке Дженни, которая всегда спала у него в ногах.
Jennie was a docile, loving companion, waiting for him patiently by day in his office until he was ready to go home at night. Дженни была очень понятлива, кротка и послушна; весь день она терпеливо просиживала в конторе, дожидаясь старика, а вечером они вместе отправлялись домой.
He talked to this spaniel quite as he would to a human being (even more intimately, perhaps), taking the dog's glances, tail-waggings, and general movements for answer. Лафлин разговаривал со своим спаниелем совсем как с человеком - пожалуй даже более откровенно, принимая за ответы преданный взгляд собачьих глаз и виляние хвоста.
In the morning when he arose, which was often as early as half past four, or even four-he was a brief sleeper-he would begin by pulling on his trousers (he seldom bathed any more except at a down-town barber shop) and talking to Jennie. Он не любил долго нежиться в постели и обычно вставал часов в пять, а то и в четыре утра, натягивал на себя брюки (ванну он уже давно отвык принимать, приурочивая мытье к стрижке в парикмахерской) и начинал беседовать с Дженни.
"Git up, now, Jinnie," he would say. - Вставай, Дженни, - говорил он.
"It's time to git up. - Пора вставать.
We've got to make our coffee now and git some breakfast. Сейчас мы с тобой заварим кофе и сядем завтракать.
I can see yuh, lyin' there, pertendin' to be asleep. Думаешь, я не вижу, что ты давно проснулась и только прикидываешься, будто спишь.
Come on, now! Пора, пора, вставай.
You've had sleep enough. Хватит валяться.
You've been sleepin' as long as I have."