Выбрать главу
Неделю спустя со всеми формальностями было покончено, а еще через две недели над дверями роскошного помещения в нижнем этаже дома на углу улиц Ла-Саль и Мэдисон, в самом центре деловой части города, появилась вывеска: "Питер Лафлин и К°, хлеботорговая и комиссионная контора".
"Get onto old Laughlin, will you?" one broker observed to another, as they passed the new, pretentious commission-house with its splendid plate-glass windows, and observed the heavy, ornate bronze sign placed on either side of the door, which was located exactly on the corner. - Вот и раскуси старого Лафлина! - заметил один маклер другому, прочитав название фирмы на тяжелых бронзовых дощечках, прибитых по обе стороны двери, выходившей на угол, и окидывая взглядом огромные зеркальные стекла.
"What's struck him? I thought he was almost all through. - Я думал, старик вовсе на нет сошел, а он гляди как развернулся.
Who's the Company?" Кто же этот его компаньон?
"I don't know. - Не знаю.
Some fellow from the East, I think." Говорят, какой-то приезжий из Восточных штатов.
"Well, he's certainly moving up. - В гору пошел, ничего не скажешь.
Look at the plate glass, will you?" Какие стекла поставил!
It was thus that Frank Algernon Cowperwood's Chicago financial career was definitely launched. Так началась финансовая карьера Фрэнка Алджернона Каупервуда в Чикаго.
Chapter V. 5.
Concerning a Wife and Family О ДЕЛАХ СЕМЕЙНЫХ
If any one fancies for a moment that this commercial move on the part of Cowperwood was either hasty or ill-considered they but little appreciate the incisive, apprehensive psychology of the man.
Тот, кто полагает, что Каупервуд действовал поспешно или опрометчиво, вступая в компанию с Лафлином, плохо представляет себе трезвую и расчетливую натуру этого человека.
His thoughts as to life and control (tempered and hardened by thirteen months of reflection in the Eastern District Penitentiary) had given him a fixed policy. За тринадцать месяцев, проведенных в филадельфийской тюрьме, Каупервуд имел время как следует обо всем поразмыслить, проверить свои взгляды на жизнь, на то, кому принадлежит господство в обществе, и раз навсегда избрать себе линию поведения.
He could, should, and would rule alone. Он может, должен и будет властвовать один.
No man must ever again have the least claim on him save that of a suppliant. Никому и ни при каких обстоятельствах не позволит он распоряжаться собой и если иной раз и снизойдет к просьбе, то просителем не будет никогда!
He wanted no more dangerous combinations such as he had had with Stener, the man through whom he had lost so much in Philadelphia, and others. Хватит того, что он уже однажды жестоко поплатился, связавшись в Филадельфии со Стинером.
By right of financial intellect and courage he was first, and would so prove it. Он на голову выше всех этих бездарных и трусливых финансистов и дельцов и сумеет это доказать.
Men must swing around him as planets around the sun. Люди должны вращаться вокруг него, как планеты вокруг солнца.
Moreover, since his fall from grace in Philadelphia he had come to think that never again, perhaps, could he hope to become socially acceptable in the sense in which the so-called best society of a city interprets the phrase; and pondering over this at odd moments, he realized that his future allies in all probability would not be among the rich and socially important-the clannish, snobbish elements of society-but among the beginners and financially strong men who had come or were coming up from the bottom, and who had no social hopes whatsoever. Когда в Филадельфии перед ним захлопнулись все двери, он понял, что с точки зрения так называемого хорошего общества репутация его замарана, и неизвестно, удастся ли ему когда-нибудь ее восстановить. Размышляя об этом между делом, он пришел к выводу, что должен искать себе союзников не среди богатой и влиятельной верхушки, проникнутой духом кастовости и снобизма, а среди начинающих, талантливых финансистов, которые только что выбились или еще выбиваются в люди и не имеют надежды попасть в общество.
There were many such. Таких было немало.
If through luck and effort he became sufficiently powerful financially he might then hope to dictate to society. А если ему повезет и он добьется финансового могущества, тогда уже можно будет диктовать свою волю обществу.
Individualistic and even anarchistic in character, and without a shred of true democracy, yet temperamentally he was in sympathy with the mass more than he was with the class, and he understood the mass better. Индивидуалист до мозга костей, не желающий считаться ни с кем и ни с чем, Каупервуд был чужд подлинного демократизма, а вместе с тем люди из народа были ему больше по сердцу, чем представители привилегированного класса, и он лучше понимал их.
Perhaps this, in a way, will explain his desire to connect himself with a personality so naive and strange as Peter Laughlin.