Выбрать главу
- Мистер Каупервуд прибыл сюда из Филадельфии, горя желанием оставить у нас часть своего капитала. Can't you sell him some of that bad land you have up in the Northwest?" Вот вам удобный случай сбыть с рук ту никудышную землю, которую вы скупили на Северо-Западе. Rambaud-a spare, pale, black-bearded man of much force and exactness, dressed, as Cowperwood observed, in much better taste than some of the others-looked at Cowperwood shrewdly but in a gentlemanly, retiring way, with a gracious, enigmatic smile. Рэмбо, бледный, худощавый, с черной бородкой и быстрыми точными движениями, одетый, как успел заметить Каупервуд, с большим вкусом, чем другие, внимательно оглядел его и учтиво улыбнулся сдержанной, непроницаемой улыбкой. He caught a glance in return which he could not possibly forget. В ответ он встретил взгляд, надолго оставшийся у него в памяти. The eyes of Cowperwood said more than any words ever could. Глаза Каупервуда говорили красноречивее слов. Instead of jesting faintly Mr. Rambaud decided to explain some things about the Northwest. И мистер Рэмбо, вместо того чтобы отделаться ничего не значащей шуткой, решил рассказать ему кое-что о Северо-западе. Perhaps this Philadelphian might be interested. Быть может, это заинтересует филадельфийца. To a man who has gone through a great life struggle in one metropolis and tested all the phases of human duplicity, decency, sympathy, and chicanery in the controlling group of men that one invariably finds in every American city at least, the temperament and significance of another group in another city is not so much, and yet it is. Для человека, только что вышедшего из трудной схватки с жизнью, испытавшего на себе все проявления благонамеренности и двоедушия, сочувствия и вероломства со стороны тех, кто в каждом американском городе вершит все дела, -для такого человека отношение к нему заправил другого города значит и очень много и почти ничего.
Long since Cowperwood had parted company with the idea that humanity at any angle or under any circumstances, climatic or otherwise, is in any way different. Каупервуд уже давно пришел к мысли, что человеческая природа, вне зависимости от климата и всех прочих условий, везде одинакова.
To him the most noteworthy characteristic of the human race was that it was strangely chemic, being anything or nothing, as the hour and the condition afforded. Самой примечательной чертой рода человеческого было, по его мнению, то, что одни и те же люди, смотря по времени и обстоятельствам, могли быть великими и ничтожными.
In his leisure moments-those free from practical calculation, which were not many-he often speculated as to what life really was. В редкие минуты досуга Каупервуд - если только он и тут не был погружен в практические расчеты - любил поразмыслить над тем, что же такое, в сущности, жизнь.
If he had not been a great financier and, above all, a marvelous organizer he might have become a highly individualistic philosopher-a calling which, if he had thought anything about it at all at this time, would have seemed rather trivial. Не будь он по призванию финансистом и к тому же оборотистым предпринимателем, он мог бы стать философом крайне субъективистского толка, хотя занятия философией неизбежно должны были казаться человеку его склада довольно никчемными.
His business as he saw it was with the material facts of life, or, rather, with those third and fourth degree theorems and syllogisms which control material things and so represent wealth. Призвание Каупервуда, как он его понимал, было в том, чтобы манипулировать материальными ценностями, или, точнее, их финансовыми эквивалентами, и таким путем наживать деньги.
He was here to deal with the great general needs of the Middle West-to seize upon, if he might, certain well-springs of wealth and power and rise to recognized authority. Он явился сюда с целью изучить основные нужды Среднего Запада, - иными словами, с целью прибрать к рукам, если удастся, источники богатства и могущества и тем самым упрочить свое положение.
In his morning talks he had learned of the extent and character of the stock-yards' enterprises, of the great railroad and ship interests, of the tremendous rising importance of real estate, grain speculation, the hotel business, the hardware business. У дельцов, с которыми он встретился утром, Каупервуд успел почерпнуть нужные ему сведения о чикагских бойнях, о доходах железнодорожных и пароходных компаний, о чрезвычайном вздорожании земельных участков и всякого рода недвижимости, об огромном размахе спекуляции зерном, о растущих барышах владельцев отелей и скобяных лавок.
He had learned of universal manufacturing companies-one that made cars, another elevators, another binders, another windmills, another engines. Он услышал о деятельности различных промышленных компаний: одна из них строила элеваторы, другая - ветряные мельницы, третья выпускала вагоны, четвертая -сельскохозяйственные машины, пятая - паровозы.
Apparently, any new industry seemed to do well in Chicago. Любая новая отрасль промышленности находила для себя благодатную почву в Чикаго.
In his talk with the one director of the Board of Trade to whom he had a letter he had learned that few, if any, local stocks were dealt in on 'change. Из беседы с одним из членов правления Торговой палаты, к которому у него тоже имелось рекомендательное письмо, Каупервуд узнал, что на чикагской бирже почти не ведется операций с местными акциями.