Становилось ясным, что чужие мысли оставались для нее чужими, было необходимо, чтобы кто-то объяснил все эти понятия, но объяснить было некому.
Последней трудностью, которая появилась с появлением группы титанид, было их имена: их было слишком много в одном и том же музыкальном знаке, так что ее собственная система определения и запоминания имен титанид тоже рассыпалась. Габи не могла произнести их, так как Сирокко не могла найти английского эквивалента для обозначения музыкальной фразы.
Сирокко начала передавать их в музыкальной тональности и решила так и продолжать. Первое имя, которое дублировало До Диез, она назвала Волынка. Си Бемоль превратился в Си Бемоль Банджо. Целительница была Си Колыбельная, земляничная блондинка была Соль-минор Вальс, пегая титанида стала Си Кларино, голубая титанида получила имя Соль Фокстрот, желто-оранжевую зебру Сирокко назвала Ре-минор Шарманка.
Санитарная повозка была деревянным фургоном с четырьмя колесами, обтянутыми резиной, которую тянули две титаниды в свободной упряжи. Дерево было ярко желтое, как новая сосна, удивительно гладко отполировано и подогнано без единого гвоздя.
Сирокко и Габи положили Билла на огромную кровать повозки и забрались туда вслед за ним. Вместе с ними туда забралась Колыбельная, титанида-целительница. Подогнув ноги, она села рядом с Биллом. Она тихонько напевала что-то и вытирала влажной тряпочкой ему лоб. Остальные титаниды, за исключением Волынки и Банджо, которые остались со своим стадом, шли рядом с повозкой. В стаде было около двухсот животных размером с корову, у каждого было четыре ноги и тонкая, гибкая шея с метр длиной. На конце шеи были когти для рытья земли и морщинистый рот. Они питались, зарываясь пастью в землю и высасывая млечный сок из спин земляных червей. У них был один глаз у основания шеи. Зарывшись головой в землю, они могли видеть, что происходит на поверхности.
Габи смотрела на них со слегка шокированным выражением лица, с трудом допуская, что подобные существа могли существовать.
— У Геи бывают как плохие, так и хорошие дни, — заключила Габи, цитируя переведенный Сирокко афоризм титаниды. — А как насчет этих их радио, Роки, мы можем на них посмотреть?
— Я посмотрю, — пропела Сирокко Кларино, пегой титаниде, спрашивая, можно ли им взглянуть на их растение-передатчик.
— Они не делают их, — сказала Сирокко Габи, — они их выращивают.
— Почему ты не сказала мне этого раньше?
— Потому что я сама только сейчас поняла это. Будь ко мне снисходительна, Габи. Это слово означает для них «семя растения, переносящего песню», вот погляди.
К концу посоха Кларино было прикреплено продолговатое желтое семя, оно было гладким и ничем не примечательным, за исключением того, что на нем было расплывчатое коричневое пятно.
— В этом месте оно слушает, — пропел Кларино, указывая на пятно. Не надо прикасаться к нему, так как это заглушает звук. Оно пропоет песню своей матери и если она понравится ей, то мать пропоет ее на весь мир.
— Боюсь, что я не совсем поняла.
Кларино показал рукой куда-то поверх плеча Габи. — Она все еще находится вместе со своими детьми.
Кларино рысью поскакал к растущему в ложбине кустарнику. Позади каждого куста из земли пробивались растения в форме колокола. Схватив колокол, Кларино выдернул растение из земли и вместе с корнями понес его к повозке.
— Оно поет семенам, — пояснил Кларино. Он снял с плеча медную трубу и наиграл несколько тактов танцевального ритма. — Теперь прислони ухо…
Через полминуты они услыхали звуки трубы, звук был пронзительным, как на цилиндре Эдисона, но вполне отчетливый. Кларино пропел обертон, который быстро был повторен. Затем последовала пауза, после которой обе темы прозвучали одновременно.
— Видите, она слышит мою песню и она нравится ей, — широко улыбаясь пропел Кларино.
— Похоже на запрос на радиостанцию, — сказала Габи. — А что, если диск-жокей не захочет проигрывать песню?
Сирокко постаралась как можно лучше перевести вопрос Габи.
— Необходимо тренироваться, чтобы петь приятно, — признал Кларино. — Но они очень добросовестны. Мать может откликаться в мгновение ока.
Сирокко начала переводить, но Кларино перебил ее.
— Семена также применяются для того, чтобы видеть в темноте, — пропел он. — С их помощью мы просматриваем изгибы колодцев, чтобы видеть приближение ангелов.
— Это похоже на радар, — сказала Сирокко.
— Ты готова поверить во все, что говорят тебе эти сверхобразованные пони? — с сомнением в голосе спросила Габи.
— Ты лучше скажи мне, как действуют эти семена, если это не электроника? Тебе предпочтительнее телепатия?
— Магию переварить легче.
— Хорошо, называй это магией. Я считаю, что в этих семенах находятся кристаллы и схема. И если можно вырастить органическое радио, то почему нельзя вырастить радар?
— Может быть и радио. Но только потому, что я видела это собственными глазами, а не потому, что я хочу каким-то образом воспользоваться им. Но не радар.
Радарная установка титанид находилась под навесом в передней части санитарной повозки. Установка привела бы в недоумение Руби Голдберга. Это был горшок с землей, толстые медные лозы соединяли ее с орехами и листьями. Колыбельная сказала, что в земле находится матка, которая производит «субстрат силы». Здесь же находился стеллаж с радио-семенами соединенный с путаницей лоз, очевидно очень точно, так как каждое семя было окружено вокруг пятна скоплением сочащихся булавочных уколов и связь с лозой была именно в этом месте.
Были здесь и другие предметы, все растительного происхождения, в том числе и лист, который накалялся, когда его касались световые лучи другого растения.
— Это легко читается, — весело сказала Колыбельная. — Это пятнышко ложного огня представляет собой небесного великана, он находится над нами и летает по направлению к Рее. — Она указала пальцем на экран.
— Видите, оно бледнеет… вон там! Сейчас оно опять стало ярким, но оно переместилось.
Сирокко начала переводить, но Габи перебила ее. — Я знаю как работает радар, — пробурчала она. — Вся эта система в целом раздражает меня.
— Сейчас мы мало нуждаемся в ней, — заверила их Кларино. — Сейчас не сезон ангелов. Они появляются когда Гея дышит с востока, и досаждают нам пока она опять не всосет их своим дыханием.
Сирокко было интересно, не ослышалась ли она? Она пропела «она всосет их своим дыханием? Но она не стала выяснять это, так как Билл застонал и открыл глаза.
— Привет! — пропела Колыбельная, — я очень рада, что ты вернулся назад.
Билл кивнул, потом закричал, придавив больную ногу.
Сирокко всунулась между ним и Колыбельной. Увидев ее, Билл облегченно вздохнул.
— Очень страшный сон, — сказал он.
— Наверное, не все было сном, — отерев его лоб сказала Сирокко.
— Что? О, ты имеешь в виду кентавров? Но я помню когда один из них, белый, укачивал меня и пел песню.
— Хорошо, а как ты чувствуешь себя сейчас?
— Сильная слабость. Нога уже болит не так. Это хороший признак, или он означает, что я умираю?
— Я думаю, что теперь тебе будет лучше.
— А как насчет… ты знаешь. Гангрена. — Билл отвел от нее взгляд.
— Я так не думаю. Ты выглядишь гораздо лучше после лечения целительницы.
— Целительница? Кентавр?
— Это все, что нам оставалось, — ответила Сирокко. Ее опять стали одолевать сомнения. — Калвин не появлялся, я следила за ней и мне показалось, что она знает свое дело.
Ей показалось, что Билл опять уснул. Спустя продолжительное время он снова открыл глаза и слабо улыбнулся.
— Я бы не принял такого решения.
— Это было ужасно, Билл. Она сказала, что ты умираешь и я поверила ей. Все равно ничего нельзя было предпринять, пока не появится Калвин, и я не знаю, чтобы он смог сделать без лекарств, а она сказала, что может убить бактерии, и это имело смысл, потому что…
Билл коснулся ее колена. Рука была холодная, но твердая.
— Ты поступила правильно, — сказал он. — Посмотри на меня, через неделю я буду ходить.