А потом… Потом прилетел звездолет «Последний шанс» с тремя девушками на борту, и я узнал многое. За двадцать два года моей жизни в каменном веке мой старый мир ушел в развитии на сотни лет. Земля была истощена, и люди искали новые планеты для расселения человечества. Мир поделился на Унии — союзы, основанные на общности интересов и национальной принадлежности. Мне предстояло встретиться с Галактическим Советом и подтвердить наличие цивилизации Русов, чтобы экспансия на мою планету не стала неотвратимой.
Ната снова заворочалась во сне, что-то невнятно пробубнив. Восток уже заалел, еще полчаса и можно вставать.
Но экипаж Наты вел двойную игру: по выходе из портала, именуемом «рубинадой», нас ждал крейсер франко-германской Унии. Дальнейшее, в случае нашего захвата, пошло бы по их сценарию. Я и Ната, тоже относящаяся к Унии Славянского Союза, просто исчезли бы, а Галактическому Совету доложили бы, что на планете нет цивилизации. И франко-германская Уния получила бы планету в свое распоряжение, как еще раньше такую планету получила Англосаксонская Уния.
Конечно, мне не хотелось присутствия на своей планете даже родственного Славянского Союза: но выбор предложили не особо богатый: признав себя гражданином Славянского Союза, я получал десять процентов всей территории планеты, которые могли изолировать от остальной ее части. Я даже определил для себя эти десять процентов — вся Европа, Средиземное и Черное моря, Кавказ и часть Ближнего Востока, как раз укладывались в те самые десять процентов.
— Ната, вставай, — слегка потормошил девушку.
Это ее мгновенная реакция на мое «удирай» спасла нам жизнь на орбите. В противном случае, сейчас на этой планете господствовали бы французы, немцы и примкнувшие к ним. Крейсер совершил ошибку, открыв по нам огонь, пока Ната ныряла обратно в «рубинаду». Плазменные потоки активизировали нейтрино, и портал схлопнулся, вызвав взрыв, разнесший «Последний шанс» на атомы. Ната успела дотащить меня до спасательного модуля и отстыковаться, прежде чем звездолет взорвался. Мы приземлились на Фарерских островах, живые и невредимые, но спустя сто пятьдесят лет с момента моего отлета из Макселя.
— Мне снился сон, что я мамой гуляю по берегу озера. А там белые лебеди в воде. Мы их кормили, — протирая глаза, Ната потянулась и встала.
— А ты вообще спал?
— Спал, но часто просыпался. Давай, умывайся, позавтракать мы можем и батончиками, с утра мясо — не лучший вариант. Я пока соберу наши вещи, чтобы мы могли выступать. Нам предстоит очень долгий и опасный путь, путешествие по льду, можно считать легкой разминкой.
— Я быстро, — Ната как серна стала карабкаться наверх. Я тщательно изучил карту планеты, касающуюся части Северной и Западной Европы. Если мы не сбились с пути, то до южной оконечности Норвегии около пятисот километров. Потом нужно взять на северо-восток, порядка трехсот километров до места будущего Осло, и снова свернуть на юг, чтобы, пройдя около пятисот километров, дойти до острова Зеландия. Но так как сейчас уровень Мирового океана куда ниже, чем в времена современных карт, скорее всего, Зеландия не остров, а часть материка. Через Зеландию на Оденсе, это двести с копейками километров, и мы в Западной Европе. Впереди раскинутся земли, которые через несколько тысяч лет будут считаться землями балтов и венедов, предков будущих славян. С территории Дании до Макселя примерно полторы тысячи километров, но это по прямой. На пути лежат непроходимые леса, болота, озера, реки. Еще в спасательном модуле мы несколько раз чертили путь к Макселю: по самому краткому маршруту уже получалось две с половиной тысячи километров. Но в реале, с учетом ландшафта, а также мест обитания племен дикарей, расстояние легко перевалит за три тысячи километров. За тринадцать тысяч лет ландшафт Земли мог сильно измениться: нам могли встречаться на пути горные пики или глубокие каньоны, которых на карте у нас уже исчезли. Это не говоря уже о болотах, которые в период неолита простирались на сотни километров.
Даже если чудом нам удастся все время идти по прямой — это не путешествие по чистой ледяной поверхности. Больше тридцати километров в день не пройти даже в удачный день, а ведь еще нужно охотиться, разводить костер, искать место для ночевки. Кто-то может подвернуть ногу или просто захворать: по реалистичному сценарию в день мы будем проходить в среднем километров по двадцать пять. Это не считая тех дней, когда по тем или иным причинам придется отдыхать: невозможно находиться в пути четыре месяца без отдыха. Плюс, у нас плохо с оружием, значит, охота может быть затяжной. А еще со мной девушка, для которой дикая природа — красивая голографическая картинка.
— Макс, о чем ты задумался? Я тебя зову в третий раз, — Ната встала рядом, — думаешь, я не смогу преодолеть такой путь?
— Дело не в тебе, милая, на такое расстояние я не ходил даже сам, тем более, с таким слабым вооружением. По расчетам, нам должно хватить полгода, чтобы добраться до Макселя. Но даже с Санчо путь втрое короче мы преодолели за полгода: в пути встречаются непредвиденные обстоятельства.
— У нас есть дезинтеграторы, мы современные люди, справимся, — Ната вытащила из своего вещмешка два батончика.
— Двадцать выстрелов — это практически ничто, используем дезинтеграторы только в крайнем случае. Будем двигаться вдоль побережья: всегда можно поживиться дарами моря, и ниже риск наткнуться на хищников в лесу.
Пару минут ушло, чтобы расправиться с батончиком: солнце уже поднималось над горизонтом, предвещая теплую погоду. По ощущениям сейчас примерно пять-шесть градусов тепла, и чувства холода как такового нет. Закидав тлеющие угли снегом, скомандовал скорее самому себе:
— Пора в путь!
Пройдя около километра на юг, мы уперлись в скалы, входящие в море: это не Средиземное море, здесь не предвидится легкой прогулки по берегу. Я и забыл, что вся территория Норвегии — сплошные фьорды и скалы. Придется уходить вглубь континента, потому что западный берег Норвегии, сплошная горная гряда, изрезанная фьордами.
Дурная голова, ногам покоя не дает, это точно сказано про меня: взобраться наверх в этом месте было реально, если иметь навыки альпиниста. Пришлось возвращаться назад на место ночевки, только там обрывистый берег был достаточно пологий, позволяя легко подняться наверх, после чего мы пошли дальше на юг, ориентируясь на солнце в просветах между елями и соснами.
Идти по лесу оказалось тяжело: сотнями лет никто не убирал сухостой и хворост, периодически встречались такие буреломы, что мы тратили по полчаса, обходя такие преграды. Ноги утопали в тридцатисантиметровом снегу, цеплялись за скрытые корни и ветки. Уже через два часа Ната выбилась из сил: забрал у нее вещмешок, отдав ей копья. Еще примерно через час, мне пришлось объявить привал, понимая, что нет сил идти вперед.
— Километров десять прошли? — тяжело дыша, Ната уселась рядом.
— Сомневаюсь, это не лед, по которому мы шли с островов. Чем южнее, тем легче: снег растает, и будут видны звериные тропы. А так, мы идем наугад, зачастую попадая в глубокие снежные ямы.
— Будет тяжелее, чем я думала, — улыбнулась девушка, — но раз ты со мной, я ничего не боюсь.
— Снег и лес — не самое страшное. Сейчас время, когда начнут просыпаться бурые медведи, а волки особенно голодны. Да и дикари, скорее всего, нам не раз встретятся на пути, — заметив, как помрачнело лицо девушки, добавил, — правда, для нас это не так страшно, я попадал в ситуации и похуже. Ну что, пойдем дальше?
— Пойдем, — согласилась девушка, вставая.
Временами попадались небольшие прогалины, где снег уже начал таять. Водонепроницаемые сапоги комбинезона-скафандра отлично держали ноги в сухости, не пропуская воду. Когда солнце миновало зенит, объявил короткий привал. Костер решили не разжигать: еще на берегу я подобрал два осколка кремния, валявшихся в изобилии. При соударении с ножом или копьем искрило знатно.