Рокфеллер не преувеличивал ценность «Книги счетов А» в одном важном отношении – она стала авторитетным свидетелем в вопросе, являлся ли он ненасытным человеком, который позже, с помощью благотворительности пытался очистить «запятнанное» богатство. Здесь «Книга счетов А» говорит твердо и однозначно: Рокфеллер был фантастически щедрым с детства. В свой первый год работы молодой клерк отдал около шести процентов заработка на благотворительность, в некоторые недели гораздо больше. «У меня есть моя самая первая книжечка, и в ней записано, когда я зарабатывал всего доллар в день, я отдавал пять, десять или двадцать пять центов на все эти дела», – заметил он53. Джон Д. жертвовал миссии «Файв-Пойнтс» в знаменитых трущобах южного Манхэттена, «бедняку в церкви» и «бедной женщине в церкви»54. К 1859 году, когда ему исполнилось двадцать лет, его щедрые пожертвования превысили отметку в десять процентов. Несмотря на явное тяготение к делам баптистов, он рано начал жертвовать на общие вопросы, дал денег негру в Цинциннати в 1859 году, чтобы тот выкупил жену из рабства. В следующем году он жертвовал негритянской церкви, методистской церкви и католическому приюту.
Благотворительные дары клерка были не менее заметны, чем его деловые таланты. О глубоко парадоксальной природе Рокфеллера говорит то, что хотя его и сразил банковский билет в четыре тысячи долларов, не меньшее впечатление произвела книга 1855 года «Избранные места из дневника и переписки покойного Амоса Лоренса». Лоренс, богатый производитель текстиля из Новой Англии, раздал на благотворительность более ста тысяч долларов, обдумав и спланировав свой шаг. «Я помню, как меня заворожили его письма, – рассказывал Рокфеллер, который, возможно, у Лоренса в свое время перенял обычай раздавать людям только что отчеканенные монеты. – Хрустящие банкноты! Я видел и слышал их. Я решил, что, если удастся сделать это, когда-нибудь тоже буду раздавать хрустящие банкноты»55. Подобные мысли у молодого человека редки и достойны восхищения, но следует отметить, что и в этом случае магическое воздействие на него оказывали деньги. Он видел, что деньги могут принести величие в моральной и в светской сфере, что волновало его больше, чем модные владения или одежды.
Помощник бухгалтера, будто наверняка зная, что когда-то станет богатым и должен подготовиться к назначенному часу, цепко наблюдал за коммерсантами в порту и отмечал, как они избегают хвастовства. Например, он необычайно восторгался перевозчиком Л.-Р. Моррисом и был поражен тем, «как он ходит, как выглядит, как будто его большое богатство его совершенно не трогает. Я видел других состоятельных людей и с удовольствием смотрел, как они занимаются делом, никак не показывая власть денег. Позже я видел и тех, кто носил дорогие украшения и роскошные одежды. Казалось прискорбным, чтó их привело к такому излишеству». Если Рокфеллер придерживался квакерской сдержанности в одежде и позже противился вульгарному хвастовству Вандербильтов и других магнатов Позолоченного века с их вычурными особняками и яхтами, отчасти это связано с его баптистскими воззрениями, а отчасти с простым строгим стилем богатых кливлендских бизнесменов, которых он так внимательно изучал на этапе своего становления.
Как неисчислимое множество молодых людей до него, Рокфеллер обратился к церкви за всеобъемлющими ответами на неразрешимые семейные проблемы. Он обладал призванием и в религии, и в бизнесе, христианство и капитализм сформировали два равных столпа его жизни. После публикации в 1859 году труда Чарльза Дарвина «О происхождении видов», вера многих людей начала ослабевать, но воззрения Рокфеллера остались простыми и постоянными. Когда в последующие десятилетия традиционные религиозные взгляды начали оспаривать, он остался верен духовным реалиям своего детства. Из-за часто непорядочного поведения отца молодой клерк был готов к жаркому осуждению греха и разговору о личном спасении и моральной реформации, вокруг которых тогда строились беседы баптистов. С самого начала его баптистская вера служила мощным инструментом контроля запретных чувств и сдерживала необузданную природу отца внутри него. После постоянных переездов в детстве, он стремился обосноваться в церкви, которая заменила бы ему семью, но без постыдных проявлений настоящей семьи.