— Выпьем за то, чтобы нам благополучно закончить дела… — шутливо сказала она, принимая бокал.
Ростовцев обнял спутницу. Она прикрыла глаза, сладко поежилась в его объятиях и подставила губы для поцелуя.
— Удивительная вещь жизнь, — заговорила снова, не спуская с него блестящего взгляда. — Вот, казалось бы, ни логики, ни смысла, игра в кости… Мы не должны были вообще встретиться. А наш корабль не должен был погибнуть…
— Да, с этой льдиной как будто сам дьявол все это устроил! — вздохнул он.
— Брось, Юрий! Или это демоны и духи гнали «Титаник» в ночь через ледяные поля во мраке?
— Может быть! — бросил Ростовцев, вспомнив вдруг последние слова безумного мага.
Елена помолчала, а затем вдруг спросила:
— Скажи, всё-таки… я тебя сильно подвела с этими бумагами?
Юрий лишь вздохнул.
Вечером следующего после спасения дня он, окончательно придя в себя, потребовал чтобы Елена принесла документы Нольде. Увы! Его ждало горчайшее разочарование! Сверток с папкой, как видно, лежал на дне шлюпки, в воде, да еще на него, судя по следам, не раз наступали пассажиры.
Бумаги превратились в слипшийся ком, чернила расплылись — даже сам Шампольон не взялся бы за то, чтобы прочесть их. Лишь на несколько верхних страницах можно было что-то разобрать. А карта напоминала мазню сильно нетрезвого художника… Может оно и к лучшему? Если подумать, за это «наследство» сумасшедшего барона еще весьма возможно пришлось бы потягаться с бывшими товарищами по партии, с Охранным отделением и еще Бог весть с кем. Стать миллионером, конечно, соблазнительно. Но риск… А сейчас, когда он встретил Елену, особенно хочется жить долго и счастливо, не имея злых и сильных врагов за спиной.
— А кто хоть тебя за ними послал, можно узнать? — спросила Елена немного погодя. — Или это какой-то секрет?
«Судьба!», — хотел он сказать, но лишь многозначительно покачал головой, мол, лучше об этом не говорить попусту.
— Ладно, не думай об этом, дорогой. Давай выпьем еще?
— Давай, — кивнул он, чувствуя губы Елены на своей щеке.
Через два часа, когда, сполна насладившись близостью с нею, Юрий уснул, она встала с кровати, прислушалась к его ровному дыханию, быстро оделась и на цыпочках пошла к двери. Отперев ее, оглянулась на безмятежно спавшего Ростовцева, грустно улыбнулась и, послав ему воздушный поцелуй, бесшумно выскользнула из номера…
Не заходя к себе в номер, Елена спустилась на первый этаж. Чернокожий швейцар в красной с золотыми галунами ливрее поклонился, когда она прошла мимо, спускаясь по мраморным ступеням. Когда за ее спиной закрылись двери «Астории», улица на миг ошеломила молодую женщину, чуть пригасив щемящее чувство утраты. Она пересекла площадь Таймс-сквер со сверкающими вывесками Бродвея, уличными артистами и переполненными барами, и правда похожую на «перекресток мира». Людской поток, вынес её на платформу элевейтора[32].
Уже через минуту она втиснулась в вагон и, опустившись на скамью, вновь погрузилась в невеселые мысли. Смотрела в окно, где мимо проплывали кварталы за кварталами, замечая, как менялось лицо Нью-Йорка. Мимо пролетали серые пригороды, и время от времени можно было разглядеть убогую жизнь трущоб. Развешанное на просушку тряпье, оборванцы в лохмотьях, полуголые женщины, бесстыдно расположившиеся в окнах и дверных проемах. Изнанка города. Изнанка цивилизации, как нечищеный нужник на задах роскошного дворца. Чтобы скоротать время в дороге, она развернула купленную накануне газету.
И между сообщением, что в Лондоне дамы являются на балы с маленькими изящными электрическими вентиляторами вместо вееров и заметкой об обострении обстановки в Мексике, она прочла сообщение:
«Комиссия, расследующая обстоятельства гибели „Титаника“, установила, что пароход „Калифорния“ был единственным судном, которое находилось в районе катастрофы и имело возможность прийти на помощь терпящим бедствие, так как лайнер находился в пределах прямой видимости. Комиссия признала Стенли Лорда, капитана парохода „Калифорния“, одним из виновников гибели более чем полутора тысяч человек, находившихся на борту „Титаника“. Как единодушно считают все обозреватели, подобное обвинение в умышленном неоказании помощи людям, терпящим бедствие на море, ложится пятном на репутации и однозначно ставит крест на карьере моряка, тем более капитана корабля…»
Елена пожала плечами. Жалости к этому человеку у нее не было ни на грош. Кто бы ее пожалел!
Сбоку от заметки была реклама. «Похоронное бюро Лейстрейда и Шеклтона. Все услуги по погребению в Нью-Йорке, Бруклине и окрестностях. Доставка покойников. Бальзамировка и заморозка. Гробы по самым умеренным ценам».
Ухмыльнувшись, она смяла газету и по здешнему обычаю кинула ее на пол вагона. Какое ей дело до гробов и до того, что будет с трусливым глупым капитаном? Сглотнула ком в горле. Что скажет Юрий, прочтя ее короткую записку: «Прости. Так будет лучше»? Да ведь уже всё равно…
Если бы только она могла остаться… Быть может, она бы и смогла быть счастлива с Юрием… какое-то время, пока бы ее прошлое не напомнило бы о себе. Но вот сделать его счастливым точно бы не сумела.
«Да, дорогая, себя обмануть трудно. Ничего не попишешь, любовь, к сожалению, штука капризная».
Елена откинулась на спинку скамьи и вдруг ощутила ужасную, просто-таки волчью тоску, воистину хоть вой!
Она сжала руки и еле слышно прошептала:
— Ну, почему, Господи-и?!
Из глаз выкатились две горячие капли, и грудь судорожно колыхнулась…
Королевство Норвегия. Тромсё. Борт промыслового судна «Самсон».
— Тюленьи шкуры! Гребанные тюленьи шкуры! — механик Бьёрнсон ударил кулаком по замызганному столу.
— Оставь, Олаф, — положил ему руку на плечо боцман Руал. — Все равно уже ничего не исправишь, должно быть, Господь Бог так судил…
— Ах, если бы на нашем «Самсоне» было радио! — воскликнул штурман. — Мы бы приняли сигналы с лайнера… А… они погибали совсем рядом с нами. Погибали люди, а мы уходили от них полным ходом! У нас были и шлюпки, и катера! И море было, как летний пруд, тихое, спокойное… Мы могли бы спасти их всех! Всех! — взвыл он. — Там погибала тысяча с лишним душ, а мы спасали вонючие шкуры!
— Но ведь ракеты-то были белые, а не красные… — в третий или пятый раз возразил старшина охотников. — Кто же мог знать?
— Да это ясно, оно, конечно, так… — закивали матросы.
А Несс нет-нет, да и ловил обращенные на него угрюмые взгляды исподлобья. Команда имела причины для недовольства.
Если бы тогда — в ту апрельскую ночь — он отдал другой приказ, то каждый из них был бы сейчас героем да еще и богачом — и пассажиры-миллионеры, и судовладельцы со страховщиками наверняка не поскупились бы на награды спасителям. Их бы, наверное, принимали в Христиании, и сам король Хокон вручил бы им ордена. Газеты прославили бы их на весь мир. А сейчас… Сейчас им грозит позор и жалкая жизнь всеми презираемых отщепенцев.
Двадцать пятого апреля «Самсон» бросил якорь в Рейкьявике и соотечественников решил посетить норвежский консул с новостями. И вот из разговора с ним капитан и узнал о гибели лайнера.
И вот во время этого разговора ему в голову вдруг пришла жуткая в своей ясности мысль, будто ударили по голове: не «Самсон» ли был тогда у места катастрофы? И капитан Наэсс, холодея, спросил у консула, нет ли у того газеты с подробностями крушения? У консула такая нашлась, он отдал ее капитану, разумеется, ничего не заподозрив. Едва консул покинул борт, он тут же бросился в каюту и, просмотрев газеты и свои записи, понял, что погибающие люди видели не «Калифорнию», а их. Значит, те ракеты не были ни фейерверком, ни сигналами морского патруля. Их звали на помощь. Именно их. И, стало быть, он повинен в самом тяжком преступлении для моряка — в неоказании помощи погибающим в море.
Затем было бдение в рубке над судовым журналом. Проверка и перепроверка расчетов. И страшный в своей правоте вывод опытного морского волка: судном, которое видели с «Титаника», был их «Самсон». Мучительные сомнения, сказать ли команде… И разговор сегодняшним утром…