— Да уж… хотя здесь как-то поинтереснее получилось… а насчет сырья для цемента я практически закончил, думаю, минимум М400 получить можно будет без проблем.
Когда Валентин вернулся из Ленинграда, он первым делом поинтересовался у жены, что же, собственно такого случилось, что ему пришлось «всё бросить и немедленно выезжать».
— Да особо ничего: товарищ Аунап внезапно скончался от несчастного случая. Выпил, ночью на дороге споткнулся и упал. На сучок животом, так что в больницу его приволокли под утро уже двухсотым.
— Бывает… а на самом деле что произошло?
— Эта пьяная скотина приперлась ко мне, стала обещать не арестовывать меня если я его одарю женской лаской. И угрожать, что если не одарю, то ласку он от меня получит в своем КПЗ.
— И?
— Этот чухонец даже не подумал, что угрожать военному медику, полевому хирургу несколько чревато. Ну, обездвижила, влила в глотку его остатки самогона, что он с собой приволок, на болевом проводила его поближе к речке и уронила на сучок. Да ты не морщись, он уже настолько пьян был, что вряд ли даже боль почувствовал.
— Я не поэтому: тебе ведь, наверное, неприятно было…
— Противно, так точнее будет. Но кто-то должен был это сделать: я тут от пациенток о нем такого наслушалась… по крайней мере бабы в городе с радостными лицами весь день ходили.
— А что Бредис? Он какой-то скользкий… тебя заподозрить не мог? Может он знал, куда тот пошел.
— Товарищ Бредис не скользкий, он просто болт на работу забил, причем уже давно. Ну не верит он в заговор мировой контрреволюции в этой глуши, да и в пользе мировой революции уже сильно так сомневается — но вот своих коллег серьезно опасается, и, думаю, правильно делает. А этот эстонец… Пошел да не дошел, я-то тут причем? И опять же: я тут единственный врач, так что тушку ко мне на экспертизу и притащили. Что я написала в заключении — то и правда, к тому же Бредис, когда я вскрытие делала, рядом стоял и особо отметил, что даже труп эстонца пахнет самогоном… Очевидный несчастный случай, а что до остального, так в госпитале на ленточке я от таких же троебалтских нацистов отстреливалась и никаких чувств вроде жалости или раскаяния к ним не испытываю. Омерзение — но тут достаточно руки со спиртом вымыть. А что в Питере? То есть в Ленинграде, конечно.
— Деньги на запуск кирпичного завода нам дали, и на восстановление шахт тоже. Ане отдали на разор и поругание спиртозавод Корсакова, я получил указание забрать завод механический. Еще есть разрешение на разграбление нескольких мелких заводиков в других городах области — но это всё. Нет, еще нам передадут целых шесть неисправных паровозов!
— И где они тут будут ездить?
— Ездить они не будут поскольку ремонту не подлежат в принципе. Но это, кроме сотни тонн полезной в хозяйстве стали, меди офердофига, еще минимум шесть паровых машин сил по триста: я говорил с Митрофаном Даниловичем, так он сказал, что знает как паровозную машину, точнее половинку от нее, переделать под стационар. И если там не окончательно все сгнило, то сможет и дюжину таких машин получить. Не сразу, конечно, но нам для начала и так сойдет: на кирпичных-то заводах всего три машины, из них две по двадцать сил и одна чуть больше сорока, да и то, неизвестно можно ли их будет запустить, все же восемь лет простаивали без обслуживания. На механическом паровик металлического цеха почти целиком разграбили, неизвестно еще, выйдет ли его починить, а с тамошней лесопилки мужики не дадут в металлический цех переставить: на механическом единственная лесопилка нормальная на весь уезд..
— Вася с Митрофаном все машины уже смотрели, они сказали что запустят. Только без электричества мы…
— С электричеством разберемся, есть варианты. Да, вот еще что: Валера в Ленинграде нам двух убийц подобрал. Один — литейщик с какого-то завода имени Марти, убил двух гопников с Лиговки, пытавшихся его ограбить. За то, что двоих сразу убил, лучший в мире суд дал ему всего шесть лет на Соловках, так что парень, по мнению самых справедливых судей, еще легко отделался. Второй — тоже парень интересный: в царское время был подрядчиком — то есть дома строил, из тех, что называли «доходными», ну и проектировал в основном их сам же. После революции, точнее года так с двадцатого, в разных строительных конторах перебивался, а погорел на том, что убил революционного матроса. С особым цинизмом убил, практически на собственной четырнадцатилетней дочери, которую тот пытался изнасиловать — и за цинизм огреб уже десять лет плюс пять поражения в правах.