— Это я знаю, Гюльчатай Халматовна отдала приказ, что после ранения из госпиталей на фронт будут возвращаться лишь добровольцы… я с этим категорически не согласен, но пока Ставка ее поддерживает.
— Как раз те, кто воевать оказывается в состоянии, в большинстве своем желание вернуться высказывают, что заставляет меня еще сильнее гордиться нашими людьми. Но у Гюдьчатай Холматовны свои резоны.
— Какие? Самые опытные бойцы заменяются на необученную молодежь?
— Вы, Яков Александрович, столько лет в Боровичах провели…
— В Боровичском районе, я в городе разве что наездами бывал.
— Но военно-медицинский институт в вашем же городке размещен? Я это к чему: с товарищем Суховой вы бок о бок много лет проработали, а так её и не узнали. Всех бойцов, кто после ранения относительно восстановился, по ее приказу отправляют, в общем-то, на домашнюю реабилитацию на полгода. С целью, чтобы у женатых семьи росли, неженатые эти семьи завели. А когда они снова на фронте понадобятся, их вернут. И пойдут они защищать в том числе и свои семьи, своих детей. Вы слышали, что если боец оставляет в тылу беременную жену, то ей — не ему, а ей — выплачивается разово полугодовой оклад и ежемесячно приличное пособие на ребенка, причем она еще освобождается от платы за жилье, а в деревнях ей бесплатно доставляется топливо для дома, еще куча благ добавляется? По сути, Гюльчатай Халматовна говорит каждому бойцу: даже если ты погибнешь за Родину, семья твоя будет обеспечена всем необходимым, а дети твои продолжат твой род и твое дело. Это очень важно, особенно во время войны… Ладно, как там ваши ребята в Эстонии?
— Где-то час назад вышли на берег озера Вирц на юге, а на севере до Таллина остается пройти километров восемьдесят. Эстонцы сопротивляются, конечно, но настоящие бои там идут только с вермахтом, а у немцев войск в Эстонии маловато для серьезного сопротивления… Что я смешного сказал? — поинтересовался Слащев, увидев широкую улыбку на лице Шапошникова.
— Сейчас, если я не путаю, правильно говорить «до Колывани». Ольга Дмитриевна…
— А, вы об этом. Нет, это не Ольга Дмитриевна, у нас Светлана Юрьевна так борется «за чистоту языка и патриотическое самосознание». А раз она всей печатью учебников и карт заведует, то мы и видим на картах то, что видим.
— Наверное, это не совсем правильно, но с ней я спорить точно не буду. Раз ей так хочется, то пусть будет Колывань. А когда окончательно победим, разберемся.
Двенадцатого, в понедельник, все попаданцы снова собрались вместе. Не ради очередного обсуждения срочных задач, а просто за завтраком. Но ведь молча поглощать пищу — это не в привычках советского человека, обязательно нужно обсудить мировые проблемы…
— Ну всё, сегодня Колывань возьмем, — начала «обсуждение» Света.
— Свет, ну ты уже достала всех со своей Колыванью, — отреагировал Петруха. — Ревель это, Ревель!
— Петь, нам не нужны топонимы, присвоенные оккупантами. Так что будем использовать исторические названия. Кстати, Колывань — в отличие от того, что думают большинство трибалтийских нацистов — вовсе не русское название, а историческое название, присвоенное городу древними эстами, в честь прародителя этих самых эстов Калева. Так что мы просто возвратимся к истокам…
— Ну, тебе виднее. Мне-то вообще плевать, хоть горшком называй.
— Не буду горшком называть. Кстати, ты подумал насчет Фитина? Если Сталин его по нашим предложениям с разведки снимет, то кого вместо него предложим?
— Фитина придется брать без вариантов, там Саша такие расклады нарисовал, что без Павла Михайловича ни хренашечки не получится. А на разведку пусть Сталин Кубаткина ставит, Петр Николаевич в этом не собаку, а целую свору съесть успел.
— А что тебе мой драгоценный наплел? — с улыбкой глядя на мужа, поинтересовалась Оля.
— Ну, во-первых, в Узбекистане не только Учкудук, но для начала и его за глаза будет. Фитину, я имею в виду: там же строить и строить, копать и копать… а там, как известно, горячее солнце и горячий песок. А для глотка воды нужно еще и водопровод выстроить километров двести длиной.