Двенадцатого марта в Елисейском дворце состоялась церемония подписания мирных договоров между СССР и Францией и между СССР и Англией. С французской стороны мир подписывал Де Голль — и «стороны разошлись довольные друг другом», хотя французская сторона и корчила страшные рожи: пресловутые Эльзас и Лотарингия по этому договору отходили «на вечные времена» Германии. Британцы понесли гораздо меньшие территориальные потери: им пришлось всего лишь передать во владения СССР две группы северных островов и отказаться от Ольстера в пользу Ирландии. Вероятно, в момент подписания договора скрип зубовный раздавался над всей Англией — но деваться бриттам было просто некуда: ультиматум Сталина иных вариантов не предполагал. То есть предполагал — продолжение морской блокады…
Когда полгода назад СССР объявил пятидесятимильную зону вокруг островов «зоной боевых действий» и сообщил, что там будут топиться любые суда любого государства, Черчилль лишь злобно хмыкнул — но уже через месяц от самоуверенности его вообще ничего не осталось. Ведь в небе круглосуточно висели несколько «летающих радаров» и к любому судну, вошедшему в указанную зону, немедленно вылетала группа советских бомбардировщиков. Которые просто топили это судно, невзирая ни на что. Любое судно любой страны: сверху же не видно, какой на судне флаг — так что уже через неделю ни один капитан не рисковал приблизиться к Альбиону. И очень скоро на острове стало просто нечего жрать…
А еще ежедневно советские самолеты прилетали на бомбардировку промышленных предприятий. Причем Советы заранее по радио сообщали, какие именно предприятия будут сегодня уничтожены — и всегда обещание выполняли. Так что сэр Черчилль прибыл в Париж с очень тяжелым сердцем (и тремя ящиками старых русских драгоценностей: Советы согласились не делать из передачи «ранее похищенных российских ценностей» шоу на весь мир, позволив Британии хоть немного «сохранить лицо»). Но когда новая русская дама-президент произнесла свою речь, Черчилль внутренне чуть не закипел. В особенности, что шведский король Густав, который и организовал в основном эти мирные переговоры, понял, что она, собственно, сказала. Да, британский нобилитет до тонкостей отработал речевые намеки на презрение к собеседнику — но как эта русская тетка смогла столь виртуозно воспользоваться древним английским опытом? К счастью, кроме них двоих это никто больше не понял — так что британец постарался взять себя в руки и подпись на бумаге поставил.
Третьим «подписантом» был Леопольд Третий — но Бельгию-то русские просто «освободили», так что договор с ним был почти не унизительным. Просто Советы в качестве вознаграждения за это освобождение попросили право торговли с бельгийскими колониями — и Леопольд в знак благодарности милостиво им такое право предоставил — ну, внешне это именно так и выглядело. Но Черчилля бесило не откровенное унижение его лично и даже не унижение Британии: больше всего он возмущался тем, что янки во время мирных переговоров полностью встали на сторону русских. Ну да, они уже в Индии свое представительство организовали, а Австралия целиком под янки легла…
Де Голль — на правах «хозяина страны» — вышел проводить Ирину к автомобилю, на котором она должна была ехать к аэродрому. Правда, хозяином он был еще чисто номинальным: охрану дворца несли русские солдаты и — в гораздо больших количествах — солдаты немецкие. То есть во дворце были только русские солдаты, а на Елисейской улице стояли уже немецкие. И там же, на улице, стоял и странный автомобиль русской главы государства — так что генерал проводил ее до автомобиля и некоторое время стоял, глядя, как машина удаляется в сторону Фобур Сент-Оноре. Правда думал он сейчас о том, что уже завтра здесь немецких солдат уже не будет…
Когда раздалась очень громкая очередь, именно немецкий солдат, прыгнув, повалил генерала на землю и прикрыл его своим телом. Забавно, подумал Шарль, немецкий солдат героически — и абсолютно глупо — пытается спасти французского президента. Глупо потому, что француз, в боях побывавший, сразу по звуку понял, что стреляет автоматическая пушка. Мелкая, «Эрликон» двадцатимиллиметровый, но все же пушка.
А затем раздались выстрелы вроде как из пистолета, потом выстрелы прекратились и до слуха француза донесся громкий (и, похоже, совершенно неприличный) крик на немецком языке это удивительной дамы, который в приблизительном переводе означал «не трогать этих нехороших подранков, суйте их в мою машину». Солдат слез с Де Голля, помог генералу подняться — и он увидел, что эта русская дама очень спокойно шагает от машины к нему: