Полтора километра по густому лесу прошли быстро: под огромными елками поросли почти не было и идти по усыпанной опавшей хвое было легко. Но когда все вышли на опушку и увидели стоящие ближе к озеру домики, Света схватила Петю за руку так, что тот едва не выматерился от боли. Но все же опыт «экспедиций» у него уже был, и он лишь поинтересовался:
— Светлана, вам нехорошо? Давайте-ка мне ваш рюкзак…
— Что-то база, мне кажется, выглядела несколько иначе, — заметила Оля.
— Это не база, — слабым голосом сообщила Света, — это Задние Выселки. Я на фотографии её видела.
— А тут телефон есть? — решил уточнить Валя.
— Нет. Задние Выселки сгорели в тридцать четвертом году…
— Я в тридцать четвертый ехать вроде не собирался, — с сомнение в голосе сообщил окружающим Вася.
— Это не тридцать четвертый. Деревня сгорела ранней весной, так что…
— Это мы, возможно, вообще век так в девятнадцатый попали или даже раньше? — попытался пошутить Саша.
Но данный вопрос внезапно пробудил в Светлане краеведа, так что девушка хорошо поставленным голосом пояснила, что деревеньку поставили в восемнадцатом году трое вернувшихся с фронтов солдат, не желающих больше воевать. Ни за красных, ни за белых, ни за мировую революцию и даже за права трудового народа. Но в двадцать втором, после принятия Земельного кодекса, двое деревенских мужиков вместе с семьями куда-то свалили, и в Выселках остался лишь одинокий пасечник, которого власть даже налогами обложить не смогла…
Пока Света рассказывала историю деревеньки, из избы вышел мужик в белой рубашке, поглядел на опушку, где особо выделялась ярко-оранжевая Олина куртка, и снова вернулся в дом.
— Есть мнение, что стоит зайти в деревню и попросить того мужика развеять наши бредни, — высказался Вася, но когда «экспедиторы» подошли к деревушке поближе, давешний мужик вышел из избы, держа в руках винтовку. Правда, вблизи стало видно, что рубашка на самом деле рубашкой не была, и даже белой не была — а была вылинявшей до белизны гимнастеркой. А ружье тоже ружьем не было, и мосинку, как отметил про себя Петр, мужик держал профессионально…
— Эй, вы кто? — хриплым голосом спросил он гостей, с подозрением глядя на Петину кожаную куртку.
— Туристы мы, из Москвы приехали, — ответил Валя.
— Туристы? Это налоговые?
— Нет, мы сами по себе… — начал отвечать Валентин, но его прервала Света:
— Митрофан Данилович? — вдруг обратилась она к мужику.
Мужик внимательно посмотрел на девушку, наморщил лоб:
— Я тебя знаю?
— Нет, я из Боровичей… учительница.
— А, городская… не знаю, — немного расслабился тот. — Мёд, значит, любишь? Но вы, городские, все же бестолковые: рано еще за медом-то, надо в крайнем разу в июле приезжать. Постой, а этот говорит, что из Москвы… а… фроловка у тебя, а я было подумал винтовка. Не налоговый, значит…
— Так и я не за медом, просто гостям пошла природу нашу показывать. И заблудилась… — а затем, что-то видимо придумав, добавила: — А лодку мы потопили.
— Лодку в Устреке брали?
— Нет, в Удино.
— В Удино, говоришь… — пробормотал мужик, явно успокаиваясь: похоже, вопрос он задал лишь для того чтобы выяснить, действительно ли девушка из местных, — тогда оно и понятно, у них все лодки, почитай, гнилые. То-то я гляжу, этот вон вологлый еще весь, — он показал на Валентина, куртка которого еще не до конца просохла. — Просушил бы ты ее сперва у костра, свежо ведь утрами-то.
— Да уж, прохладно тут, не май месяц, — усмехнулся Валя, обрадованный тем, что разговор перешел в мирное русло. Собеседник его даже винтовку свою на плечо перевесил.
— Как же не май? — удивился было мужик, но затем, опять посмотрев на гостей исподлобья, пробормотал: — Ну да, по новому-то, небось, июнь будет. Второе, или третье даже… — он задумался.
Петя, воспользовавшись моментом, поспешил уточнить:
— Митрофан Данилович, а ты хоть какой год нынче, помнишь?
— Год-то двадцать шестой, а ты со мной так не шути: я-то последний раз с людьми всерьез встречался когда осенью мёд продавал. Тут не то что число забудешь…
— Да это я так, пошутил неумно, — поспешил оправдаться Петя. — А вот насчет подсушиться…
— А вы вон в избу идите, — он указал рукой на дом, но не на тот, из которого вышел сам. — Это Степанова изба, он, когда уезжал, просил присмотреть, так что там сейчас все прибрано. А Митяй не просил, — он махнул рукой на третью избу, — там, небось, истлело все… Да, вы, небось, голодные?