— Поймал, поймал, — ревела толпа, — смерть галлу, убей его. Рыбу, запутавшуюся в сетях, надо убить.
Не смея взглянуть на вопящую толпу, и поднял руку, объявляя себя побежденным и прося пощады. Смерть уже раскрыла мне свой объятия. С быстротой молнии в голове моей пронеслись воспоминания детства, наши милые горы, семья, садик, хижина. Я закрыл глаза и ждал удара трезубцем в грудь. Вдруг послышался голос, который я никогда не забуду:
— Квириты! Этот мирмилон — храбрец. Он сражался с мужеством и заслуживает пощады.
Услышав этот мелодичный голос, я осмелился открыть глаза. На одном из самых почетных мест среди сенаторов и всадников я увидел юношу прекрасного, как бог, и он с тех пор действительно стал для меня полубогом. Народ с почтением одобрил его мнение. Со всех сторон послышались возгласы:
— Это он, Тито Вецио! Глава римской молодежи требует пощадить гладиатора. Пусть будет так, как хочет Тито Вецио.
С этой минуты дело мое было выиграно. Народ, кинувшись из одной крайности в другую, закричал:
— Пусть живет, дайте ему жезл и пальму! Свобода! Свобода!
Так я остался в живых и даже был освобожден по воле народа.
Тут нумидиец пожал руку молодого человека с выражением глубокой симпатии.
— Вот какие прочные узы связывают мою жизнь с жизнью моего спасителя, — продолжал рудиарий.[24] — Я решил употребить обретенную свободу не для возвращения на родину, а чтобы повсюду следовать за Тито Вецио. Я остался в Риме, где надеялся встретить его.
Посещая школы гладиаторов в качестве рудиария, я узнал, что там обучаются не только участники кровавых развлечений, но и тайные убийцы. Среди имен намеченных жертв я, к своему ужасу, услыхал и имя моего спасителя. За его жизнь уже заплачено золотом и ему грозит смерть от руки наемного убийцы. Вскоре я узнал человека, воспылавшего ненавистью к Тито Вецио. Недаром Ланиста хвастался кошельком, туго набитым золотом.
— А как имя этого человека?
Рудиарий, осмотревшись, отвечал, понизив голос:
— Я не знаю его имени, и не знаю, действует ли в этом случае один человек или несколько. Он постоянно меняет внешность. То он является халдеем, то каппадокийцем, то всадником, то рабом или гладиатором, то пиратом и при каждом удобном случае старается скрыть свое лицо, особенно лоб.
— Берегись, — раздался крик проходившего мимо столяра, который нес большую доску.
— Иди своей дорогой, любезный, и берегись сам, чтобы не задеть кого-нибудь.
Нумидиец, немного подумав, сказал:
— Знаешь ли того солдата, которого я прогнал из Таверны?
— Макеро?
— Да. Нет ли между ним и человеком, о котором ты говоришь, чего-нибудь общего?
— Может быть.
— Это могло бы объяснить мне многое. Но довольно, нас теперь двое, обязанных позаботиться о Тито Вецио. Будь уверен, ты не ошибся, обратившись ко мне, хотя все-таки я не понимаю, почему ты не предупредил самого Тито Вецио.
— Быть может ты и прав. Но я принял во внимание прямую и кипучую натуру моего благодетеля. Известить о грозившей ему опасности значило бы увеличить ее. Тито Вецио пошел бы ей навстречу, что возможно, только ускорило бы его гибель. Мы будем оберегать его жизнь, объединив усилия. Друг ты ему или слуга, я не знаю, но вижу, что ты его любишь и теперь, надеюсь, знаешь, насколько можешь рассчитывать на меня.
— Я твой помощник и товарищ с этой минуты, — с энтузиазмом вскричал нумидиец, — и хочу ответить на твою откровенность полным доверием. Ты должен знать, что я не слуга и никогда им не был, я гость и друг Тито Вецио. Я обязан ему жизнью. Я ар,[25] глава племени нумидийцев-гетулов, живущих у самой границы большой африканской пустыни, подданный царя нумидийского, впрочем более номинально, чем в действительности. До начала африканской войны я защищал законного царя Адгербала, у которого впоследствии тщеславный и свирепый деспот Югурта отнял в Цирте и царство и жизнь.
Когда войска Адгербала были рассеяны, я, не желая покориться узурпатору, вернулся к своему племени, стараясь забыть в родных местах о тщеславных и кровожадных злодеяниях Югурты. Увы, Югурта обо мне не забыл. Однажды, когда я, ни о чем не подозревая, сидел со своими женами, детьми и слугами, на нас напали телохранители Югурты. Напрасно мы пытались защищаться, их было гораздо больше, чем нас. Вскоре палатки наши были снесены, слуги убиты, стада мои захвачены, а меня, жен и детей в цепях увели к Югурте в Сутунь.