— Наконец я начинаю понимать.
— О, ты поймешь еще лучше, когда в твоем присутствии я дополню свое превращение.
Сказав это, Аполлоний позвал двух рабов, стоявших за дверями с пучками прутьев в руках, ожидая его приказаний, и обнажил свою спину до плеч. Лукулл все больше и больше изумляясь, глядя на эти странные приготовления, наконец, воскликнул:
— Что ты хочешь делать, Аполлоний?
— Бейте! — обратился египтянин к рабам.
Последние, выполняя волю господина, начали хлестать его по спине.
— Клянусь Геркулесом, я тут решительно ничего не понимаю, — говорил претор, — зачем ты подвергаешь себя истязаниям.
— Так нужно.
— Но, сумасшедший, вся твоя спина вздулась, и по ней струится кровь.
— Что за беда, продолжайте бить.
— Ну, теперь, видя это добровольное истязание, я готов поверить знаменитой истории о Муции Сцеволе.[199] Клянусь богами подземными, — продолжал Лукулл, — ты весь в крови. Я полагаю, довольно!
— Нет, еще не довольно, бейте!
Претор в ужасе закрыл свое лицо полой плаща. Избиение продолжалось еще некоторое время, и кровяные брызги летели на белую мантию римского патриция. Наконец Аполлоний сказал:
— Ну, теперь довольно, можете идти.
— Хвала богам, — облегченно вздохнул Лукулл, — давно было пора прекратить. Посмотри, у тебя вся спина в крови. Но объясни мне, однако, что все это значит? Как ты думаешь осуществить твой замысел?
— Ничего не может быть легче, если ты поможешь. Сейчас, вот в таком непривычном для тебя виде, с окровавленной спиной, я отправлюсь в лагерь мятежников. Прикинусь, конечно, рабом, бежавшим от казни, к которой меня приговорили за то, что я уговаривал бежать к бунтовщикам моих товарищей. Таким образом, само собой разумеется, я заслужу их сострадание и буду пользоваться доверием. А потом, конечно, начну действовать в соответствии с обстоятельствами… Ты должен устроить так, чтобы у одних ворот находился человек, который бы по условному знаку пропускал меня в город в любое время дня и ночи. Я могу указать тебе такого посредника, он у меня есть, сделает все, что прикажешь, лишь бы мог при этом заработать несколько звонких монет.
— Прекрасно. Где он?
— Здесь, ждет меня у входа.
— Пусть войдет, мне надо его увидеть.
Аполлоний отворил дверь, хлопнул в ладоши, после чего на пороге показалась отвратительная фигура Макеро.
— Так, так, так, — знакомая рожа, — удивился претор, — да, этот выбор недурен, лучшего мошенника не найти. Хотя, говоря откровенно, я полагал, что он давно повешен.
— С твоего позволения, знаменитый Лукулл, я еще жив и здоров, и готов тебе служить, — сказал негодяй, почтительно кланяясь.
— Да, как видно, дерево виселицы до сих пор лишено своего самого зрелого плода.
— Ты изволишь шутить над твоим верным слугой, могущественный и славный претор, — отвечал, почтительно сгибаясь, Макеро, — но ворожея мне сказала, что я не умру ни на кресте, ни на виселице.
— Значит, под плетьми, с чем тебя и поздравляю! Впрочем, хватит шутить. Вот тебе дощечки, отдай их квестору Фламмию, он назначит тебя в центурию к воротам Юпитера. Аполлоний объяснит, что ты должен делать. А теперь можешь идти.
Макеро поклонился и вышел.
— Итак, друг мой, — обратился Лукулл к египтянину, — а что же делать мне, объясни поподробнее.
— Тебе надо выиграть время и, конечно, остерегаться внезапного нападения и потом быть готовым действовать, когда настанет благоприятный момент, а теперь радуйся, достойный Лукулл, потому что час твоей мести близок. Не больше, чем через несколько дней ты будешь любоваться отрубленной головой… бунтовщика.
— Да, это будет царский подарок! И награжу я тебя по-царски!.. Завтра же я закажу лучшему золотых дел мастеру Капуи драгоценный сундучок, куда положу твой подарок.
— Прекрасная мысль, она мне очень понравилась. Однако, становится поздно, — продолжал египтянин, — мне надо поторопиться, чтобы успеть до рассвета в лагерь мятежников.
— Да хранят тебя боги.
Когда Аполлоний вышел, Лукулл сказал:
— Боги преисподней, с которыми ты, без сомнения, в союзе, потому что, чем больше я тебя узнаю, тем больше убеждаюсь, что ты не человек…
Спустя некоторое время железная решетка у ворот Юпитера была поднята, чтобы выпустить из города мнимого беглеца.
199
Муций Сцевола — во время войны с царем Порсеной (509 год др н. э.) римский юноша Гай Муций Корд, решив убить Порсену, пробрался во вражеский лагерь, но вместо царя убил сидевшего рядом писца, Угрожая юноше жестокими пытками, Порсена потребовал выдать сообщников, но Муций сам положил правую руку в огонь и не издал ни звука, пока она тлела. Пораженный мужеством римлянина, Порсена поспешил заключить мир. За свой героический поступок Муций Корд получил прозвище «Сцевола», то есть «левша».