— Расчет твой не совсем верен, достойный Лукулл, — холодно заметил Аполлоний.
— И на чем же основаны твой выводы?
— Все очень просто. Ты говоришь, что Тито Вецио не осмелится открыто напасть на твои регулярные войска. А мне кажется, у него на этот счет совершенно другое мнение. И стоит только вам выйти из городских ворот, как этот отчаянный молодой человек врубится в середину твоего фронта и опрокинет вас точно также, как вчера ночью он опрокинул и уничтожил отряд, посланный тебе на помощь из Нолы.
— Боги великие! Да неужели этот отряд уничтожен? Каким образом Тито Вецио решился на него напасть? Я никак не могу понять, — простонал Лукулл. — Подумать только! За одни сутки одержать две победы.
— Что прикажешь делать? Он молод, а фортуна, как и наши целомудренные матроны, любит молодых красавчиков. Кроме того, я должен обратить твое внимание еще на одно немаловажное обстоятельство. Твое войско упало духом, и город, то есть те его жители, которые искренне желают тебе победы, на него уже не надеется. Большинство же граждан и гладиаторы сочувствуют мятежникам, и их сдерживает только присутствие твоих легионеров. Как только ты выступишь из города, чернь и гладиаторы немедленно поднимутся и ударят тебе в тыл. Таким образом ты окажешься между двух огней. С фронта на тебя нападет Тито Вецио, и тебе будет непросто избежать разгрома. Поэтому я бы посоветовал хорошенько подумать, прежде чем решиться открыть ворота и сделать хотя бы шаг за городские стены.
— Что же я, по-твоему, должен делать?
— Ни в коем случае не оставлять город.
— Но если я не выйду немедленно навстречу неаполитанскому отряду, мятежник легко его разобьет.
— И прекрасно. Стоит ли жалеть каких-то две тысячи солдат, если таким образом ты осуществишь свою заветную мечту — отомстишь. Ты должен отдать мне уведомление о присылке тебе подкреплений из Неаполя, и я передам Тито Вецио это секретное сообщение и тем самым окончательно завоюю его доверие, а больше нам ничего и не надо. Все остальное произойдет само собой, и голова твоего врага окажется в твоих руках, можешь не сомневаться.
— Аполлоний! — ужаснулся Лукулл, — ты меня заставляешь трепетать от страха. Добрый ты мой гений или злой — не знаю, но уверен в одном: мне уже поздно отказываться от этого сомнительного союза с тобой, даже если бы я очень этого захотел. Будь по-твоему, я не выступлю из города.
— Повторяю: и правильно сделаешь. Но для того, чтобы моя хитрость увенчалась успехом, ты должен вручить мне уведомление из Неаполя, привезенное гонцом.
— И на это я согласен, вот тебе пергамент, — сказал со вздохом Лукулл, вручая египтянину депешу, полученную им из Неаполя.
— Отлично, — ухмыльнулся Аполлоний, взяв пергамент и тщательно спрятав его на груди, — значит, отряд будет следовать по дороге из Аверы и в шестом часу дня попадет в тиски мятежников в лесу Клания… Так… Ну, а скажи мне, знает ли еще кто-нибудь, кроме тебя, о прибытии гонца из Неаполя?
— Кроме меня об этом никому не известно.
— А где сейчас гонец?
— Он ждет моих приказаний.
— Что ж, советую тебе поскорее его спровадить, чтобы никто не знал, откуда и зачем к тебе прислали гонца. Иначе впоследствии тебя могут обвинить в гибели неаполитанского отряда, которому ты мог бы, по крайней мере, послать подкрепления.
— Да, это необходимо сделать, — отвечал, немного подумав, Лукулл.
— А теперь, прошу тебя, приободрись и помни, что через несколько дней ты пошлешь известие о победе.[207] Ты напишешь этим старым трусам: не бойтесь, спите спокойно, мятежный патриций приказал долго жить. Ну, а теперь прощай, меня ждут заговорщики — гладиаторы, которые сегодня ночью собрались в одной харчевне для обсуждения планов восстания, не опасаясь ни твоих храбрых легионеров, ни пресловутого префекта, который не способен видеть дальше собственного носа.
— Именем Геркулеса! Какая неслыханная дерзость… Где они собирается?
— Пусть пока это будет моим секретом. Придет время, когда мы расставим сети и тогда горе тем, кто в них попадется.
— Но ты хоть расскажешь мне о своем плане… — начал было Лукулл.
— Я и сам пока ничего определенного не знаю, — отвечал коварный египтянин. — Все будет зависеть от обстоятельств. Тысячи способов отомстить приходят мне на ум, но пока еще я не остановился ни на одном из них. Мной руководит инстинкт, какой-то внутренний голос. Я с нетерпением жду момента, когда он мне скажет: час пробил, рази!
207
Известие о победе — письма, увитые лаврами, которые посылались сенату военачальником-победителем.