Мне стало противно от себя самого. Появился через месяц, написал, что скоро приеду, получил секс, оставил утренний поцелуй и словно одержимый побежал к капсуле. Нет, хватит!
Я по памяти набрал номер Димона и поднёс телефон к уху:
- Оу, Мирон, кхе-кхе! Привет! - привычный оптимизм в голосе исчез.
- Привет, дружище, ты как?
- Нормально..., подожди секунду, - из динамика донёсся скрип кроватных пружин. - Устал я немного в последнее время. Пришло время отдохнуть.
- Что случилось? Ты где?
- Да всё нормально, мужик! Кхе-кхе-кхе! В больничку залёг ненадолго.
- Где лежишь? Я могу приехать?
- Слушай, Мирон, я не могу долго говорить. Меня на процедуру сейчас поведут..., - речь оборвалась на полуслове, и где-то вдали послышался затяжной кашель. Димон прижал трубку к одеялу, чтобы я не слышал надрывов его лёгких. - Созвонимся как-нибудь. Привет нашим... если увидишь...
Трубка булькнула, оповещая об окончании разговора. Внутри всё сжалось так сильно, что я едва смог дышать, по щеке что-то скатилось...
Я ходил туда-сюда по квартире в поисках своего места. Кровать оказалась слишком мягкой, диван неудобным, а стул на кухне холодным. Вода в чайнике вскипела пятый раз подряд, но желание пить чай так и появилось. Чувство одиночества пожирало изнутри, давили стены чужой квартиры.
Я накинул куртку и выскочил на улицу. За спиной хлопнула металлическая дверь, я остановился на крыльце. Дождь усилился, тысячи мелких капель разбивались об асфальт и крыши машин, питали землю двора и пополняли образующиеся лужи. На улице не было ни одного человека. Подсвеченные желтым цветом окна говорили о том, что люди укрываются от непогоды дома. Дома, которого у меня нет.
Порыв ветра принёс под козырёк подъезда дождливую массу, меня обдало будто холодным душем. Капли стекали по щекам, кистям рук, впитывались в штаны. Стало прохладно, но возвращаться в бездушную квартиру не хотелось, я вышел из-под крыши.
Подушка густых волос какое-то время впитывала капли, а сам я старался перепрыгивать мелкие лужицы и обходить по бордюру большие, но уже через десять минут это потеряло всякий смысл. Я шлёпал кедами по лужам, опустив промокшую голову.
Позади оставались дворы, перекрёстки, улицы и магазины. Помню, как я жалел себя, но больше не плакал, стекающие по щекам капли дождя вполне сошли за слёзы. Ноги несли сквозь подворотни и гаражи, вбивались по косточку в грязь и застревали в размокшей до болотного состояния траве.
Я осознал, что пришёл к Полине, когда уже стоял у её подъезда. Палец по привычке набрал код от домофона, и я заскочил внутрь. Подниматься не спешил, и даже наоборот отговаривал себя, искал причины чтобы вернуться. Подумал о том, что можно спрятаться в капсуле, и от этого снова почувствовал себя предателем.
Промокшие насквозь кеды чавкали и оставляли на пыльном бетоне следы. Ноги волоклись от ступеньки до ступеньки будто поднимался не я, а семидесятилетний старик. Перед глазами возникла её дверь, желтая плитка на площадке, узор из незаконченных прямоугольников и электрический щиток, замок которого был давно сломан, а створки крепились проволокой.
Я сделал три глубоких вздоха и протянул палец к звонку, но духу нажать так и не хватило. Поднялся на лестничную площадку выше, упёрся головой в стену и сполз на корточки.
Перед глазами мерцали отрывки воспоминаний из жизни до Тизера. Начало отношений, влюблённые взгляды, касание и поцелуй, а потом - первая ссора, обида, молчание и недопонимание, которые вылились в расставание. И вот спустя несколько лет мы снова встречаемся, но я опять всё порчу...
- Мирон... Милый..., - кто-то тряс меня за плечо. - Малыш, ты чего здесь сидишь?! Вставай!
Надо мной склонилась она. Встревоженные глаза, знакомая родинка на правой щеке и растрепавшаяся челка. Её тёплые руки обхватили мои запястья:
- Пойдём домой.
Мы сидели на кухне и пили чай. У меня на плечах висел пушистый розовый халат, пока шмотки сушились на спинках стульев. Даже в женском халате я чувствовал себя уютно. Я был дома.
Полина загадочно улыбалась, спрашивала не хочу ли я есть, и иногда доставала что-то из холодильника.
- Ты не знаешь, что с Димой случилось? - спросил я.
- Ему стало хуже, - чайной ложкой она создала в кружке водоворот. - Вернулись боли. Он стал быстро уставать, а пару раз прямо на улице терял сознание.
- И что это значит? Что говорят врачи?
- Сказали, что времени остаётся всё меньше, а сердце вырабатывает последние ресурсы. Они запретили ему любые физические нагрузки и посадили на строгую диету.
- Насколько я понимаю, деньги собрать так и не получилось?
- Есть примерно половина суммы, но это с учётом возможных кредитов и долгов. Его родители совсем отчаялись. Отец просил деньги у босса, то оказался хорошим мужиком, но больше миллиона дать не смог, в фирме не лучшие времена.
Я опустил голову.
- Столичные врачи говорили что-то про искусственный клапан. Они готовы сделать операцию, но гарантий никаких не дают. Есть вероятность, что имплантат не приживётся и тогда что-то делать будет уже поздно, - Полина водила ногтем по белой керамике кружки. - Я разговаривала с его мамой, она сказала, что если денег на пересадку не найдут, то согласятся на эту операци. Другого выбора всё равно нет. Врачи сказали, что ответ нужно дать в течение двух недель, если Дима откажется, то аппарат установят другому пациенту.
- Ты знаешь, где он лежит? Я хотел бы его навестить.
- Знаю, но сейчас он никого не хочет видеть, даже маму. Дима как всегда по телефону изображает приподнятый боевой дух и старается шутить, но на самом деле его моральное состояние дало трещину. Я отгоняю от себя плохие мысли, но мне кажется, что он пытается смириться с приближающейся смертью...
- Я должен его навестить!
- Мирон, - она положила нагретую от чашки руку на мою. - Я не хочу тебя расстраивать, но за последнее время вы сильно отдалились друг от друга. Ты же знаешь его. Внешне он притворяется, что всё хорошо, но на самом деле держит обиду. Дима каждый раз спрашивает о тебе, а я каждый раз отвечаю, что ты ищешь деньги. Надеюсь, что это так...
- Но я же! - я вдруг вскинул руки и набрал побольше воздуха, но вовремя остановился.
- Я верю, - Полина погладила меня по руке. - Но, пожалуйста, не дави на него. Начни с телефонных звонков, по крайней мере, на них он отвечает.
Мы провели замечательный вечер. Болтали и играли с котом. Я чувствовал, что она нуждается в моём внимании не меньше чем Димон и наслаждался каждой минутой, проведённой вместе.
На следующий день мы ходили в зоопарк, гуляли по набережной и смотрели кино. Полина вцепилась в мою руку, будто ребёнок, который долго не видел своего отца, и не отпускала ни на секунду.
Выходной закончился ужином в уютном ресторанчике и пешей прогулкой по тихим улочкам города. Всё прошло просто замечательно, если бы не одно "но". За два дня, проведённых вместе, она даже не заикнулась про Тизер. Её не интересовала судьба копья, и она не спрашивала достал ли я деньги. И дело было вовсе не в том, что я хотел похвастаться своими достижениями или рассказать, что скоро стану миллионером. Полина общалась со мной будто с наркоманом или алкоголиком. Она пыталась увлечь меня всякой фигнёй, лишь бы не вспоминать об игре, из-за котороя, я снова мог сорваться.
Воскресенье подошло к концу. Полина предложила остаться у неё, но я сказал, что хочу немного побыть один, собраться с мыслями и позвонить Димону, а в качестве разнообразия предложил завтра приехать ко мне. Она согласилась.
Я сидел за ноутбуком. В стакане плескался виски со льдом, а на мониторе мелькали вкладки сайтов частных рекламных объявлений.