Пожирающий изнутри голод - ерунда по сравнению с постоянной темнотой. Выход из игры находился на расстоянии пары произнесённых слов, впервые я был настолько близок к тому, чтобы их произнести.
Наказание за несоблюдение дисциплины - восемь часов. Восемь ублюдских часов в карцере, что не идут в счёт общего срока. Получается, что почти весь рабочий день улетел в трубу, оставив после себя изувеченные в мясо руки и выжатое от усилий тело. В горле собрался комок обиды, злости и жалости к себе.
Охранник открепил нары спустя три часа. Свернувшись калачиком и засунув колени под рубашку, я закрыл глаза. К концу подходили четвёртые сутки в спасательном круге, осталось еще шестьдесят шесть, но если так пойдёт дальше, то через недельку я превращусь в параноидального и запуганного изгоя.
Наступило утро. Охранник вытащил меня из карцера и отвёл в камеру. Зэки не выкрикивали оскорбления не стучали в двери, как это обычно происходит. Их любопытные глаза с тихим восторгом смотрели на надломленного игрока, а на лицах невольно возникали блаженные улыбки.
- Привет, - прошептал Лёха. - Ты как?
- Нормально.
- Слушай, я не думал, что они зайдут настолько далеко. Вся тюрьма настроена либо против тебя, либо не хочет даже близко иметь с тобой дел, - сокамерник сел на кровать и наклонился ко мне. - Сегодня на прогулке иди к белобрысому, проси прощения и соглашайся платить. Может еще не поздно.
- Может.
Желудок собирался взять в заложники печень и почку, а вскоре сожрать одного из них. Навалилась слабость и недомогание.
Звук бренчащего о тарелки черпака приближался будто звон оленей Санты. Лёша забрал свою порцию. Я ткнул пальцем на полочку под окошком, чтобы поваренок поставил миску туда. Проверил на температуру - нормально, наличие грызунов - ноль. Отнёс миску на стол и, прежде чем взяться за ложку, что-то учуял.
Жесть! В нос ударил запах мочи. Я присмотрелся. Желтые капли стекали по ободкам миски, ссаньё осталось на ладонях и столе. Я подхватил тарелку, высунул руку в коридор и швырнул моче-снаряд в поварёнка:
- СУКА, ТЫ!
Миска пролетела мимо, разбрасывая еду по полу.
- Заключённый выбросил посуду! - крикнула рожа из камеры напротив и натянула улыбку.
На этот раз я согласился вымыть пол. Изорванная в клочья тряпка оставляла после себя широкий мокрый след. Воняла старью и грязью, но терпимо. Этаж убирался ежедневно, оттирать что-то суперприставучее не пришлось, главное - протереть всю площадь.
Я вымыл почти половину пола, когда не успевшие до конца затянуться раны, начали лопаться. На черенке швабры появились кровавые разводы, вернулась боль. Закусив нижнюю губу, я раз за разом повторял цикл: тряпка-ведро-отжим-швабра и измерял взглядом оставшуюся площадь.
Зеки прилипли к дверям камер будто к телевизору. Угрюмый игрок, шаркающий окровавленной шваброй, веселил не хуже, чем вечернее юмористическое шоу. Зрители в основном молчали, и лишь из окошка камеры номер пятьсот девять доносился истерический смех и заключения о том, что уборщику нужно меньше дрочить, чтобы поберечь руки, или хотя бы научиться манерам и не хватать горячую еду прямо со сковородки.
Я закончил и позвал охранника. Непись бегло оценил результат, забрал швабру с ведром и запустил меня обратно в камеру. Исправительные работы закончились.
Кровать скрипнула под резко опущенной задницей. Сердце бешено колотилось, на лбу выступили капли холодного пота. Сколько я не ел? Почти сутки. Слабость в ногах и рези в животе - первые признаки голодания. Выходить сейчас нельзя, экстренный отнимет слишком много времени. Дотяну до обеда, а там посмотрим...
- Держи! - Лёха протянул свою нетронутую порцию. - Тебе понадобятся силы.
- Спасибо. - я взял.
Мне понадобятся силы, очень много сил...
Игроки расплывались по прогулочной площадке, а я, забившись в угол сеточного забора, говорил сам с собой:
- Успокойся!
- Да, какой успокойся, сука! Размажу ему башку об колено и всё!
- И что дальше? Они от тебя место мокрого не оставят! Придётся крыс жрать, чтобы этот срок отмотать!
- Завали рот, сцыкло!
- Кому ты это говоришь, дебил?! Ты сам с собой разговариваешь!
- Насрать! Каждый из этих ублюдков должен понести наказание! Неужели я должен приползти к ним на коленях и просить прощение?! За что?!
- Просто, заплати! Никто тебя не просит ноги им целовать! Скажи, что был неправ, согласен платить за свободу и безопасность.