Неожиданно восхитительное сияние распалось снова на тысячи мерцающих искорок, точно его разрушила чья-то чудовищная злая сила, которая и мальчика схватила своими ненавистными когтями. Ясность пропадала, ее разбивали очередные удары, пока не осталось от нее всего две искорки… которые горели в темных глазах какого-то человека.
Ошеломленный Камушек подумал, что видит мир в странной, перевернутой перспективе. Кто-то довольно бесцеремонно шлепал его по щекам, и это было весьма неприятно.
«Очнись, малый. Прошу тебя, возвращайся. Не делай мне этого».
Камушек сообразил, что лежит навзничь поперек чего-то, видно, кровати, а голова его свешивается вниз, и поэтому он видит лицо мага перевернутым, как и всю внутренность дома.
«Перестань. Что ты делаешь? Что случилось?»
Пловец помог ему сесть. Творитель все еще был обнажен до пояса, а на его теле кое-где подсыхали маленькие капельки крови.
«Что случилось? Ты начал отходить, и мне едва удалось тебя вернуть».
«…?..»
«Тебе было слишком хорошо на той стороне, и ты перестал дышать», — пояснил взволнованный маг.
«А откуда эта кровь?»
«Стимуляция нервов с помощью игл», — рассеянно бросил маг.
Камушек безотчетно расчесывал пальцами волосы. Он не умел выразить свою мысль, но, если б усилия Творителя как-то подействовали, наверняка он почувствовал бы уже какие-то изменения.
«Не удалось?»
Пловец поморщился и покачал головой.
«Я очень подробно осмотрел тебя изнутри, главным образом — мозг. Как я и предполагал, там, где должен быть слуховой центр, находится то, что называется Магической жемчужиной. Хотя на самом деле это совсем не похоже на жемчужину. Обыкновенная опухоль, — брюзгливо пояснил Пловец, — просто кусок мяса, который дает нам способности делать все эти чудеса. У тебя он величиной с мандаринку».
«Мой талант съел мои уши?»
«Это довольно точное выражение».
«И ты ничего не можешь сделать?! Ты же Творитель!»
Маг со злостью пнул столик.
«Могу, конечно же могу. Я могу покопаться у тебя в мозгу, а при случае тебя убить или превратить в овощ. Ты бы провел остаток жизни, пуская слюни и делая под себя. Мне кажется, однако, что сейчас ты в несколько лучшем состоянии. Прости, но я не буду так рисковать. Это слишком трудно даже для более сильного мага, чем я».
«Тогда я попробую попросить кого-то другого. Я до самого Замка доберусь».
«Нет никого другого. Как ты думаешь, почему Говорун послал тебя именно сюда? Потому что никто больше не занимается исследованиями источников таланта. Все остальные предпочитают считать, что мы получаем свои способности непосредственно от Богини и сами исследования уже грех. Банда суеверных обывателей».
Паренек встал и немного неуверенным шагом направился к дверям.
«Куда это ты?»
«Мне надо пройтись. Очень надо».
Ему хотелось биться головой о стену. Каким-то извращенным способом это могло бы принести ему облегчение. Но он вместо этого пошел к озеру. Веял легкий ветерок, чуть морща поверхность воды. Работали оросители, перекачивая воду к выше расположенным садам. Зелень у берегов была свежей и сочной, а над метелками тростника кружились стрекозы. В отдалении несколько прачек полоскало белье на помосте. Такая идиллическая картинка должна была бы навевать благое ленивое настроение и милые мысли, но подавленность Камушка росла.
Похоже, несколько мгновений он был близок к смерти. Это ощущение — о диво! — оказалось даже приятным. Жаль, что он все-таки не умер. Жаль, что нельзя утопиться сразу, одним махом избегнув страданий и неудобств.
Столько труда, столько стараний — и ничего он не достиг. Поражение наполняло его рот вкусом горечи. Он пригляделся к голубоватым жилкам на запястье. Один разрез, только достаточно глубокий — и жизнь вытекла бы из него, точно вода из треснувшего кувшина. Нож лежал у него в кармане… Но он отвел руку и надрезал кожу на предплечье. Слабая боль, выступила тяжелая капля крови и упала на землю.
«Ты, которая даешь и отбираешь… отбери у меня печаль, а дай силу и надежду…»
Это была скромная жертва и самая короткая из возможных молитв, но ничего больше он не сумел из себя выдавить.
Белобрысый как-то высказал суждение, что самоубийство есть трусливый побег от жизни. С этим трудно не согласиться. Камушек с горькой иронией подумал, что ему придется столкнуться с обычными заботами повседневности. Если уж мне не суждена карьера мага — я всегда могу стать пастухом, возницей или копиистом, если уж научился писать.
Опустив голову, он поплелся обратно в странноватое жилище Творителя.
* * *Камушек вскоре покинул дом мага, хотя Пловец при более близком знакомстве оказался очень симпатичным человеком. Его неприязнь к чужакам была чисто внешней — он просто не выносил посещений глупцов, которые отнимали у него время ради удовлетворения своего мелкого любопытства или требовали решить их проблемы, с которыми следовало бы обратиться к чиновнику, а не к магу.
Мальчику неохота было возвращаться домой. Там его ждала все та же однообразная и нудная жизнь — обязанности, занятия, работа, в необходимость которой он перестал верить. Какой смысл учиться дальше, если знаешь, что никогда не достигнешь желаемой цели лазурного шарфа и сертификата мага? Невозможность создать звуковую иллюзию была стеной, перегородившей ему путь к совершенству. И он перестал куда-либо спешить. Белобрысый, хоть и старался этого не показывать, связывал со своим воспитанником большие надежды. И Камушек представлял, как сильно разочаруется его опекун. Лето заканчивалось, и ему, собственно, следовало бы трогаться в обратный путь, чтобы успеть вернуться до сезона дождей и наводнений. Но вместо этого он продолжал странствовать без цели.
Человек с поэтической жилкой сказал бы, что душу его отравила печаль. Камушек был не слишком поэтической натурой. Он просто осознавал, что настроение у него очень тоскливое, ни на что нет охоты, даже есть не хочется. Он всегда был щуплым, но теперь еще больше похудел и даже отощал. Человек образованный, вроде Пловца, нашел бы более точное название такого состояния: депрессия.
Однажды, бродяжничая, Камушек попал в заброшенную каменоломню. Идя по дну каменного оврага, он чувствовал себя очень маленьким и незначительным. Изрешеченные дырами старых выработок, высоченные, чуть не до неба, стены казались таинственными и полными достоинства. Эти скалы высились тут еще задолго до его появления на свет и будут стоять целую вечность после его смерти. Человеческая жизнь казалась мгновением по сравнению с существованием камня, который помнил времена, когда еще только первый человек поставил ногу на землю.
Мальчик опустился на валун в гигантском каменном ущелье и принялся в задумчивости швырять камушки в другой валун, лежавший в нескольких шагах от него. Ветер, заблудившийся в скальных стенах, дул ему в затылок. Паренек выбирал камушки и кидал их, стараясь попасть в цель. Задумавшись, он не сразу сообразил, что дуновение стало как-то странно теплым.
Не ожидая ничего особенного, он оглянулся… и помертвел. Теплый ветерок оказался дыханием чудовищного существа, притаившегося у него за спиной! Первое, что бросалось в глаза, была огромная голова с глазами, точно два кровавых пятна, и жуткое количество острых зубов. За головой располагалась еще более огромная масса мышц, лап и когтей!
Инстинкт побудил человеческое тело к действию еще прежде, чем образ существа был полностью осознан его мозгом. Парень со всех ног кинулся бежать по дну каменоломни, усыпанному битым камнем. Споткнулся и упал, но тут же вскочил, совершенно уверенный, что чудовище гонится за ним. Страх заглушал боль от разбитых коленей. Ему казалось, что он по-прежнему чувствует на спине дыхание жуткой бестии. Но овраг заканчивался тупиком. Втиснувшись спиной в скалу, парнишка заглянул в глаза смерти. Дракон приближался ленивым шагом, как будто понимал, что у его жертвы больше нет возможности убежать. Он ступал с грацией кота, приближающегося к парализованной страхом мышке. Камушек закрыл глаза и молился Матери Мира так искренне и горячо, как никогда еще не молился, он просил быстрой смерти, чтобы бестия не измывалась над ним, как это свойственно жестоким кошкам.