— Девочки, — начала мама, но мне уже не довелось узнать, что она хотела сказать.
Раздался громкий стук в дверь, а затем топот. Уронив вилку, я почувствовала, как кровь отлила от лица и прилила к ногам. Я словно приросла к стулу.
— Аделиса, — выдохнул папа и ни о чем не спросил, уже зная ответ.
— Времени нет, Бенн! — взвизгнула мама.
Ее невозмутимое спокойствие разрушилось, однако она тут же вновь взяла себя в руки и стиснула руку Ами.
Послышался странный нарастающий гул, а затем в комнате раздался голос:
— Аделиса Льюис была призвана, чтобы служить Гильдии двенадцати. Да благословенны будут Пряхи и весь Аррас!
Все соседи высыпали на улицу: ни один человек в Ромене не пропустил бы призыв по собственному желанию. Бежать было некуда. Здесь меня знала каждая собака. Я встала, чтобы открыть дверь призывной группе, но папа толкнул меня в сторону лестницы.
— Папочка! — в Голосе Ами звучал ужас.
Я бросилась к сестре и крепко схватила ее за руку, а затем, скрючившись, пошла вслед за ней и за папой в подвал. Я понятия не имела, что он задумал. Наш подвал был всего лишь сырым, наполненным скудными припасами погребом. Мама подбежала к несущей стене и спустя мгновение отодвинула в сторону часть кирпичей, за которыми оказался узкий тоннель.
Мы с Ами застыли на месте, непонимающе глядя в проход. В глазах сестренки читался тот же ужас, что сковывал мои конечности. Мир перед глазами начал расплываться. Я абсолютно не понимала, что происходило вокруг. Реальна была лишь липкая ладошка Ами в моей руке, и я крепко-крепко сжимала ее ради нас обеих. Наконец я пришла в себя, но в этот момент мама вырвала Ами у меня из рук, и я закричала так, будто провалилась в пустоту.
— Ади! — воскликнула Ами, пытаясь вырваться из маминых объятий.
Страх в ее голосе отрезвил меня, и я прокричала в ответ:
— Все хорошо, Ами. Иди с мамочкой.
Мама вздрогнула и на мгновение ослабила хватку. Я не могла припомнить, когда в последний раз называла ее мамочкой, ведь я всегда считала себя слишком серьезной и взрослой для таких пустяков. По лицу мамы покатились слезы, и она отпустила Ами. Сестра прыгнула ко мне в объятия, и я вдохнула запах ее свежевымытых волос, удивившись тому, как сильно колотилось ее сердце. Мама обняла нас обеих, и я всем телом ощутила тепло ее рук. Но все закончилось слишком быстро. Она торопливо поцеловала меня в лоб, и они ушли.
— Аделиса, сюда! — Папа подтолкнул меня к еще одному проходу, такому же, как тот, через который ушли мама с сестренкой. У самого входа мы остановились, папа крепко перехватил мою кисть, и я ощутила на запястье обжигающий холод металла, а затем холод сменился обжигающим жаром. Когда папа отпустил руку, я тут же принялась дуть на ожог, пытаясь погасить жар.
— Что… — Я вгляделась в лицо отца, попытавшись понять, зачем надо было меня клеймить, а затем перевела взгляд обратно и увидела на коже бледный кружок циферблата наручных часов. Его едва можно было разглядеть.
— Надо было сделать это давным-давно, но… — Папа сдержал чувства и плотно сжал челюсти. — Это поможет тебе не забывать, кто ты есть. А теперь, малышка, тебе пора уходить.
Я вгляделась в глубину тоннеля, ведущего в пустоту.
— Куда он ведет? — от страха мой голос сорвался. Спрятаться в Аррасе было невозможно, и к тому же, это считалось государственной изменой.
Над нами раздался топот ботинок по деревянному полу.
— Иди, — умоляюще произнес папа.
Люди зашли в столовую.
— Еда осталась на столе! Они не могли далеко уйти.
— Осмотрите весь дом и выставьте кордоны на улицах.
Топот переместился в район кухни.
— Папа… — Я обняла отца, отчаянно надеясь, что он пойдет со мной или выйдет отсюда по какому-нибудь другому тоннелю.
— Я знал, нам ни за что не удастся скрыть, насколько ты особенная, — пробормотал отец, уткнувшись в мои волосы. Дверь в подвал распахнулась настежь.
Но я не успела сказать, как мне жаль, что я их подвела, и как сильно я его люблю: топот раздался уже на лестнице. Я нырнула в провал. Отец передвинул часть стены на место, и вокруг стало темно. Сердце мое сжалось от страха. А потом отец остановился. В тоннель все еще просачивался свет из подвала. Я не могла пошевелиться.
И тут кирпичная кладка начала рушиться и проход снова осветился. Подавив рвущийся наружу крик, я бросилась вперед, в темноту. Останавливаться было нельзя. Попытавшись забыть отца, мать и Ами, оставшихся в другом тоннеле, я пошла между холодных земляных стен.
Только вперед.
Я повторяла это снова и снова, больше всего на свете опасаясь того, что, замедлив ход, опять впаду в оцепенение. Но каким-то образом мне удавалось продвигаться все дальше и дальше во тьму до тех пор, пока в ногу мне не впилась холодная сталь. Я закричала, но сталь лишь глубже вошла в кожу и начала тащить меня назад, к свету, к людям в тяжелых ботинках, к Гильдии. Я попыталась сопротивляться, но тиски были слишком крепки и каждая попытка вырваться оборачивалась лишь тем, что металл еще сильнее впивался мне в голень.
Бороться было бесполезно.
Глава вторая
Как только меня вытащили из тоннеля, кто-то тут же вонзил мне в раненую ногу тонкую иглу. Я еще некоторое время отбивалась, а затем вдруг стала удивительно спокойной. Один из офицеров помог мне подняться, и я благостно улыбнулась ему. Еще никогда я не чувствовала себя такой счастливой.
— Подлатайте ее, — рявкнул спускавшийся по ступенькам высокий чиновник.
Он сильно отличался от остальных, одетых в стандартную военную униформу. Этот человек был значительно старше, но еще не потерял привлекательности. Линия его подбородка была чересчур совершенна, чтобы смотреться естественно, а седина в волосах выдавала возраст. Все в нем: и глаза, и нос, и зубы — было выше всяких похвал. Это могло означать лишь одно — он заменил их, воспользовавшись одной из своих привилегий. Такие лица показывали только в новостях. Я рассеянно разглядывала его, пока медики освобождали мою ногу и прочищали рану. Несколько женщин уже вытирали мое заплаканное лицо и приводили в порядок волосы. Мне было так хорошо, что хотелось спать. В сознании меня удерживало лишь ощущение холодного бетонного пола под босыми ногами. Туфли я потеряла еще в тоннеле.
— Вы вкололи ей слишком много, — проворчал чиновник. — Я приказал подготовить ее к телевизионному репортажу, а не вырубить начисто.
— Прошу прощения. Она так яростно сопротивлялась, — ответил один из офицеров, и в голосе его послышалась насмешка.
— Исправьте.
Еще одна игла воткнулась мне в руку, и я перестала улыбаться. Спокойствие не покинуло меня, но эйфория почти сошла на нет.
— Аделиса Льюис? — спросил чиновник, и я кивнула. — Ты понимаешь, что происходит?
Я попыталась сказать «да», но губы не слушались, и я снова кивнула.
— Наверху нас ждут телевизионщики и практически все твои соседи. Мне не хотелось бы накачивать тебя дурью, но, если ты будешь вести себя так же, как раньше, я позволю им это сделать. Ты понимаешь, о чем я говорю? — Чиновник кивнул в сторону медиков, которые занимались моей раной.
— Да, — удалось пропищать мне.
— Хорошая девочка. Об этом мы поговорим позже, — добавил он, указав рукой в сторону тоннеля. — Твоя задача сейчас — улыбаться всем и выглядеть взволнованной от оказанной тебе чести. Справишься?
Я лишь молча таращилась на него.
Чиновник смешно дернул головой, чтобы активировать вживленный над левым ухом микрочип. С помощью него обладатель микрочипа мог легко подключиться к другому такому же пользователю или даже к телевизионной панели. Я уже видела в городе людей с этими штуками, но мой отец, будучи механиком, не обладал правом на вживление микрочипа. Мгновение спустя я приобщилась к этому чуду научной мысли.
— Эннокс, они у тебя? Нет, держи ее. — Обернувшись, чиновник показал рукой на проход, в котором скрылись мама и Ами. — Давай-ка представим, что мой коллега сейчас удерживает кое-кого, кого ты очень любишь. И от того, как ты выступишь на телевидении, зависит, выживет она или погибнет. Получится теперь выглядеть взволнованной от оказанной чести?