– Ты не можешь оставаться здесь, – говорит она, прервав мои мысли. – Ты должна бежать.
– Я не могу, – говорю я и мну в руках одеяло.
– Если останешься, будет гораздо хуже. Поверь мне, ты не хочешь испытать на себе гнев циннийцев. Они куда опаснее, чем ты думаешь, и лорд Тейт был всего лишь верхушкой айсберга.
Я хмурюсь:
– Ты так много знаешь о циннийцах? Но откуда?
Дара становится такой тёмной, что кажется чернильным пятном, разлитым на моей кровати.
– Я выросла в Циннии. Это страшное место. О да, там солнечно, и гряды зелёных холмов просто чудесны, всё так, но местные люди до костей пропитаны злом.
Меня пробирает дрожь:
– Что с тобой произошло, Дара? Я помню, ты сказала, что это был несчастный случай – но как ты стала потерянной душой?
Она медлит, как будто сомневается, стоит ли мне всё рассказывать.
– Мои родители были бедняки, и мне пришлось пойти работать, когда я была чуть старше тебя. Я училась на швею. Мне это нравилось: создавать красивые вещи из отрезов тканей. Возможно, именно поэтому я в итоге пришла к тебе. Когда ты плетёшь из теней, это напоминает мне о моём ремесле. – Дара соскальзывает с кровати обратно на пол. – Однажды в наше ателье пришла одна надменная молодая госпожа, леди Эшлинг…
Ком распухает у меня в горле:
– Леди Эшлинг?! Та самая, на которую работает лорд Тейт?!
– Да, та самая.
Я содрогаюсь.
– Визит леди Эшлинг проходил как обычно. Мы сняли с неё мерки и помогли выбрать роскошные цветные ткани и ленты из нашей большой коллекции. Но когда моя хозяйка сказала, что её огромный заказ будет выполнен только через неделю, всё пошло прахом. – Дара умолкает, её контур краснеет.
– Что случилось? – спрашиваю я, не в силах сдерживать любопытство.
– Она пришла в ярость. Визжала и бранила нас, кричала, что мы самые ленивые портные, каких она только видела. При этом металась по ателье, переворачивала коробки и разбрасывала всё, что не было приколочено к полу. Истерика была такой неистовой, что в итоге она обрушила мне на голову целый стеллаж с тяжёлыми тюками ткани. Я не смогла выжить после такого.
– А как твоя душа потерялась? – Я не могу не признать, что всё это звучит очень странно.
– Я и сама до конца не знаю. Вот тюки падают вниз – а в следующий миг я уже плыву в какой-то дымке и вижу только куски и обрывки из мира людей. С тех пор я брожу по этим землям.
– Мне очень жаль. Это так ужасно.
– Все аристократы Циннии такие же, как леди Эшлинг. Надменные, эгоистичные и жестокие. В ярости они ужасны. Мне невыносимо страшно от одной мысли, что ты тоже можешь оказаться их жертвой.
У меня перехватывает дыхание. Я понимаю, что бежать глупо, но если я останусь, будет ещё хуже. Что, если Дара права?
– Но мне здесь нравится. Я не хочу уходить из своего дома.
В этом главная загвоздка. Я не хочу никуда уходить, это та причина, из-за которой я согласилась на сделку с Дарой. Значит, я могу остаться.
Дара проводит своими прохладными теневыми пальцами по моим волосам:
– Я знаю, что тебе здесь нравится. Как и мне. Но если останешься, циннийцы всё равно заберут тебя.
Липкий холод ползёт по мне:
– Чтобы наказать меня, да?
Дара пожимает плечами:
– Может быть. А может, на этот раз родители не будут вежливо просить тебя уйти с ними. Ты слышала, что они говорили, когда не знали, что ты стоишь за дверью: они, как и слуги, считают тебя сумасшедшей. Они могут заставить тебя пройти циннийское «лечение». Ты никогда больше не сможешь играть с тенями.
Меня пробирает дрожь.
– Мне казалось, ты говорила, что позаботишься об этом.
Дара фыркает и снова соскальзывает с кровати. Как бы я ни старалась, я не могу стряхнуть колючее беспокойство и выбросить из головы лорда Тейта, бледного как смерть, который лежит сейчас в гостевых покоях. Я понижаю голос до шёпота:
– Это ты сделала такое с Тейтом? Вот что ты имела в виду, когда говорила, что всё устроишь?
Дара фыркает.
– Я сделала то, что должна была сделать.
– Значит, вот так ты изменила сознание Тейта? Ты погрузила его в кому?
Что-то холодное и твёрдое сгущается в груди, как будто моё сердце леденеет.
– Я не хотела, – Дара сдувается. – Но он будет жить, и сейчас он не сможет тебя никуда увезти.
Я тяжело сглатываю:
– Ты можешь всё исправить? Ты можешь отменить то, что сделала?
– Прости, но не могу. Будь я во плоти, возможно, смогла бы.