Выбрать главу

– Это было в те прекрасные времена, когда я еще не узнала вашу компанию. И не попала в цирк в качестве обезьянки. Теперь моя башка забита сказками, потому что два дурных клоуна, Гит и Ливен, когда не пили и не резались в карты, травили историю за историей, стоило фургонам выйти на тракт. Так что даже такая старая селедка, как я, теперь знает про мир Трех Солнц, про деву асторэ и ее верного таувина, не говоря уже о том, как некромант за одну ночь сожрал целый город и не смог убежать от возмездия, что настигло его.

Второй ботинок улетел в кустарник следом за первым.

– Я всю юность проходила босой по улицам Пубира, и молодая травка для моих ступней куда лучше, чем битые стекла, лошадиное дерьмо и грязь. Найду себе новую обувь, получше прежней, как только доберемся до обжитых мест.

– Уже скоро.

Сойка уставилась на акробата с подозрением.

– И ты знаешь это, потому что?..

– За эту зиму мы прошли Зуб с юго-востока на северо-запад. – Тэо чуть пожал плечами. – Теперь воздух пахнет морем.

Лавиани потянула носом:

– Пахнет моими немытыми ногами.

– И морем.

– Это твои новые асторские штучки? Ты чуешь врагов за лиги и можешь предсказать дождь из лягушек? Ну, хорошо, если вдруг окажешься прав. Мне до смерти надоело торчать в Мертвых землях. Хочется кровать, ванну, одежду, корзину куриных яиц и чтобы рядом появился хоть кто-то, кого я могу прикончить и не буду после об этом жалеть. Пока же мне приходится убивать только мелких зверьков да глупых толстых птиц. – Лавиани подняла с земли валявшегося у ее ног довольно тощего кролика.

Так себе добыча. И так себе ужин на четырех человек. Больше костей и шерсти, чем мяса. Но жаловаться глупо, особенно после того, как Лавиани пришла в себя. Она помнила все то же серое небо, запах гари и мертвечины, а еще боль в груди, такую, что трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы ругаться.

Шерон залатала ее, сделав работу лекаря на удивление хорошо, тем более если учитывать тяжесть раны.

Смертельной, чего уж тут скрывать.

Сойка осталась жива, но на полное восстановление ей потребовалось больше месяца, и, стоило признать, это время оказалось тяжелым для путников.

Первые десять дней после Аркуса они голодали. На равнинах за городом Шестерых не встречалось никакой живности. Ни зверей, ни птиц. Пустые земли, расползшиеся от дождя, со скудной травой – выглядели бесконечными и совершенно вымершими.

Путешественники напоминали инвалидов, впрочем, так оно и было. Один из искари нес спящего Тэо, другой – едва шевелившуюся Лавиани. Потом она узнала, что был еще и третий, его Шерон «отпустила», стоило им уйти из города. Впереди едва брела указывающая, которой требовалась масса сил, чтобы удерживать контроль над темными таувинами, а рядом с ней, то и дело спотыкаясь, опираясь на обломанное древко копья, шествовала Бланка.

Воистину компания убогих на марше, готовых вот-вот отдать Шестерым души и отправиться на ту сторону.

Когда Лавиани наконец-то самостоятельно смогла сесть, то заявила Шерон:

– Ты убиваешь себя, девочка.

Тзамас – одни белые бельма на сером, испачканном грязью и кровью, похудевшем лице – посмотрела на нее устало и закашлялась.

– Ерунда.

– Хватит корчить дуру. Это раздражает. Ты вполне понимаешь, о чем я говорю. – Лавиани пришлось сделать паузу, чтобы кинжальная боль, возникшая в ее заново сросшихся ребрах, перестала терзать кости. – Ты «держишь» этих мерзких тварей под контролем, управляешь ими, а они не обычные покойники. И пьют твою жизнь с жадностью пьяницы, запертого в винных подвалах герцога. И надо заметить, что подвалы опустошаются с катастрофической скоростью. Избавься от них.

– Нам надо двигаться, – прошептала Шерон, вытирая окровавленные губы тыльной стороной ладони. Выглядела она неважно.

– Скоро ты не сможешь двигаться, если только рядом не найдется еще одной тзамас, которая тебя поднимет. И что-то я в этом очень сильно сомневаюсь. Отпускай свой поводок. Он, может, и держит бывшего таувина, но душит тебя. Оно того не стоит.

Та упрямо помотала головой:

– Птицы.

– Что? – не поняла Лавиани.

– Пока не увидим птиц, останавливаться нельзя. Умрем от голода. Мы не можем есть землю. Идем. И хватит спорить.

Птицу, пестрого степного канюка, они увидели лишь через четыре дня. Сойка уже могла стоять на ногах, а вот Шерон сильно шатало, и Бланка поддерживала ее.

– Ну?! Долго ты еще будешь тянуть? Птица. Вон там. Теперь можно остановиться. И я пойду кого-нибудь поймаю и сожру. И вас, так и быть, накормлю, раз уж взялась нянчить взрослых людей.