– Они все равно будут.
– И все же – дай им хорошую цену. И за упряжь не забудь.
– Мои монеты не бесконечны, девочка, – проворчала та, но стала отсчитывать серебряные марки, думая о том, что в Рионе опять придется обчищать карманы какого-нибудь дуралея. Денег и вправду оставалось совсем немного. – Я делаю это только из-за хорошего отношения к тебе. Не терплю, когда мной командуют.
Треттинцы смотрели на это со злостью, но свинья, которой надо было сделать лишь несколько шагов, чтобы оторвать людям ноги, принуждала вести себя разумно.
– Вы помните, что должны передать лейтенанту, сиор? – Шерон одним движением брови приказала свинье отойти.
– Извинения. – Солдат не отвел взгляда от мертвого зверя. – Шерон из Нимада спешит в Риону.
– Это было глупо, – наконец сказала Лавиани, решив, что нет смысла орать. – Глупо. Тупо. И недальновидно.
Городок остался позади, и вечерний тракт был пуст. Тэо и сойка ехали на собственных лошадях, Бланка расположилась на лошади Шерон, сразу за указывающей.
– Ты вообще хотела их убить, – напомнил акробат.
– Ну и убила бы. В первый раз, что ли?
– А еще трактирщика. А еще мясников и всех, кто видел нас на улице. Перестань, – попросила Шерон. – Я осознаю последствия сделанного.
– Да неужели? Мало того что они могут отправить за нами погоню, так еще и когда новость дойдет до окружения герцога… Тебя будут искать. Никто не желает некроманта у себя под боком.
– Возможно.
– Не «возможно», а точно. Что ты вообще задумала?
– Слухи летят быстрее птиц. Ты права. И Мильвио будет знать, где мы.
– Так это все ради Фламинго?! Я уже говорила, что поступок глупый?
– А еще ты говорила, что мир велик и шансов встретить Войса немного. Я это изменила.
– Но ты ведь помнишь, что тебя ищет карифский герцог? Теперь он получит информацию, где ты.
– Значит, надо быть осторожными, пока не приедет Мильвио.
– Проще сказать!
– Дело сделано, Лавиани. Я выбрала. Пусть тебе это кажется глупым, но лучше так, чем годами ждать новостей. Мы все способны за себя постоять. А если герцог мало-мальски разумен…
Сойка фыркнула.
– Арбалетный болт прекрасно лечит проблемы некромантии. Приберегу «а я тебе говорила» для подходящего момента, который, без сомнения, наступит. И довольно скоро.
– Если, конечно, кто-то поверит свидетелям, – подала голос Бланка. – Велика вероятность, что скептики решат, что солдаты напились или сговорились.
– Поэтому я оставила свинью «жить». На какое-то время. Пусть все желающие убедятся.
Лавиани поежилась, покачала головой, сплюнула и буркнула:
– Рыба полосатая. Вы сведете меня в могилу своими идиотскими поступками.
И ей никто не посмел возразить.
Глава четвертая
Облако
«Канционе д’ачайо» говорят мастера фехтования Треттини, что означает: «песнь стали».
«Канционе д’ачайо» говорят тому, кто пришел в зал первый раз. Ибо он желает ее услышать.
«Канционе д’ачайо» говорят тому, кто стал мастером. Ибо он может ее петь.
«Канционе д’ачайо» говорят, когда закончился поединок, если он был прекрасен искусством. Ибо сила песни стали в ее красоте, эффективности и наследии школ.
«Канционе д’ачайо», прощаясь, говорят тому, кто погиб в бою. Ибо он ушел, создавая ее.
– Сюда? – с сомнением спросил Вир.
Бард с лютней на широком ремне, в цветастом плаще, расшитом серебристой нитью, с удивлением посмотрел на внезапно заговорившего незнакомца.
– Это вопрос? Что это за странный язык, парень?
Мысленно кляня себя, ученик Нэ улыбнулся как можно более дружелюбно.
– Дурная привычка разговаривать с самим собой.
Бард, дагеварец с почти сросшимися бровями, чуть рыхлый, хотя в его теле чувствовалась большая сила, растянул губы, и тонкие усы над его еще более тонкой верхней губой от этого действия повторили улыбку.
– И вправду дурная, савьятец. Люди разные, и кого-то это может напугать. Двинутых головой никто не жалует, а в Лоскутном королевстве так и вовсе считают таких отмеченными шауттами. Сейчас в демонов стали верить гораздо больше, чем раньше.
Он, качая головой, пошел дальше по поднимающейся в горку улице, к лавке, торговавшей музыкальными инструментами. Скрылся в ней, перед этим еще раз оглянувшись на Вира.
– Сюда? – снова повторил тот.
Светляки молчали. Они часто не считали нужным повторять советы, которые давали. А совет был таким: