Он-то мне и был нужен. И я начала свои первые тайные приготовления, в результате которых планировала лишь убедиться в том, что у меня ничего не выйдет.
Конечно, я была еще ребенком с незамутненным представлением о дозволенном. В более сознательном возрасте я вряд ли бы потащила в свой укромный закуток под крышей дома запылившийся скелет гиеноподобной собаки. Требовалось что-то относительно крупное, Антуан использовал в свое время скелет волка, благо, эти жуткие коллекционные вещицы отчего-то очень долго были популярны у знати. Тащила я этот раритет ночью, обливаясь потом от страха, что меня заметят и решат невесть что (хотя в случае моей поимки были бы верны именно самые нехорошие предположения).
В результате транспортировки у бедной почтенной собаки отвалилась задняя лапа, что стало самым настоящим неуважением к памяти несчастного животного. Этот момент настолько меня зацепил, что я уже хотела отказаться от безумной затеи.
Но скелет, пропажу которого так и не заметили, покорно стоял и ждал своего часа в моем укрытии, как и слегка подсушенная охапка утренней нечай-травы с парой горстей земли, накопанной прямо на пороге семейного склепа.
И я поняла, что мне достаточно просто попытаться провести ритуал, провалить его и окончательно убедить себя в том, что нет во мне никакого проклятого дара. Что я невиновна и вполне нормальна, без затаившейся гнильцы, которая рано или поздно может превратить меня в нечто ужасное.
Я так сильно волновалась, что даже светочи вышли с третьего раза.
Нечай-траву я сожгла в глиняной миске. Густой дым тут же поплыл под потолком и заполнил небольшое помещение.
Ритуал был ученическим и простым для выполнения, но, если верить комментариям процесса над Антуаном, требовал наличие настоящего некромантского дара, — слишком уж крупный использовался скелет.
Земля, накопанная у склепа, несла в себе свежую энергетику смерти, которой было уже так мало в иссыхающих костях реликвии. Дым нечай-травы служил превосходным проводником, несколько упрощая задачу. От меня требовалось лишь обратиться к своей внутренней силе.
Я не пыталась создать себе особой настрой. Просто, поправив длинную юбку платья, неловко присела прямо на дощатый пол напротив пожелтевшего от времени скелета, уставилась на него и, привычно направив силу, как когда-то учил преподаватель по общей магии, пожелала.
Скелет гиеноподобной собаки чуть слышно скрипнул, ускорив ритм моего сердца. А затем, с задором задирая лапы, живо прогарцевал вправо бочком на трех оставшихся конечностях, со звонким треском ударился об стену и тут же рассыпался в мелкую крошку.
Еще с полминуты я, ошеломленная, недвижно рассматривала результат своих трудов.
Потом поднялась, медленно прошла мимо лежащей на полу кучки к небольшому окошку. Встала на цыпочки и распахнула его, чтобы развеять стоящий в тесной комнате запах.
Свежий воздух привел в чувство. Не было слез или громких истерик.
Я педантично вымела остатки скелета вместе с землей, втихаря выбросила, не забыв избавиться и от оставшейся целой конечности скелета. Самым тщательнейшим образом отмыла миску и еще раз проветрила комнату.
И только после всего этого почувствовала первое в жизни стойкое отвращение. Отвращение к самой себе.
Смотрясь в зеркало, я видела монстра. Маньяка, который только что замел следы своего чудовищного преступления.
Но ярче всего было чувство вины. Чем мои родители заслужили все это? За что боги назначили им столь жестокое наказание?
Всем известно, что не развивать свой природный магический дар чревато. Это было еще одной причиной, по которой избавлялись и от тех, кто ничего толком не умел. Подобные способности — они выше любых наших устремлений. С момента их обнаружения, именно они определяют твою судьбу, а не ты.
Но я твердо решила — пусть лучше меня в молодости сожрет изнутри недуг, не поддающийся лечению, чем я буду хоть как-то причастна к магии смерти.
Следующие пять лет я запрещала себе даже вспоминать о случившемся с теткой и проведенном обряде. Это оказалось куда легче, чем можно подумать. Заботы молодости вновь захлестнули меня и позволили выкинуть из головы тяжелые мысли.