— Неужели у меня написано это на лбу? — изумился Клифф. — Вроде того, что я рос эмоционально неуравновешенным ребенком.
Луиза непринужденно рассмеялась.
— Разве Линн вам ничего не рассказывала? Я ведьма.
— Нет. Она только сказала, что вы ее друг и заменили ей мать.
Луиза задумалась, хотя Клифф видел, что ей приятны его слова.
— Заменила мать? Гм. Благодарю вас. Я этого не знала.
Клифф был рад, что сказал ей это. Он покосился на Луизу и робко, запинаясь спросил:
— Э-э... не могли бы вы... рассказать мне о Майкле? Опишите, какой он. Чтобы, если он похож на кого-то, кого я знаю, я был бы к этому готов... понимаете?
Луиза тяжело вздохнула. Непобедимое упрямство, подумала она. Если это наследственное... Она хорошо помнила, как один маленький мальчик — здесь, в этой комнате — сто раз набивал себе шишки, пока не научился слезать с дивана, как потратил несколько часов и все же научился вставлять одну чашку в другую побольше.
Она сокрушенно покачала головой.
— Должна сказать, что Линн не права. Ее сын во многом похож на своего отца.
Клиффа точно молнией поразило. Заметив, что кофе вот-вот выльется у него из кружки, он поспешно поставил ее. Но кофе все-таки пролился.
— Так... значит... значит, вы видели его? Отца мальчика?
— Ну да.
— Я... как бы вам сказать. Я, как Белла, думал, что, возможно, его нет в живых. — И надеялся, что его нет в живых, хотя боялся признаться в этом даже самому себе.
— Да нет, скорее он жив, чем мертв, — сказала Луиза. — Разве что повыше шеи...
Клифф вздрогнул. Неужели Дональд Фрейн? Возможно ли? Если так, это многое объясняет. Проклятье, он же предупреждал ее насчет Дональда, говорил, что последний может неправильно истолковать ее доброту и участие. Клифф воззрился на Луизу, словно ища в ней подтверждения своих подозрений.
— Отец ребенка... парализован?
— Я же сказала выше шеи, а не наоборот, — сказала Луиза. — Нет, он не инвалид, он просто тупица.
— Ах вот оно что! — изумленно пробормотал Клифф.
До сих пор ему в голову не приходила мысль о том, что Линн может проявить благосклонность к какому-нибудь безмозглому типу. Слишком она ценила хорошего собеседника, умела поддержать разговор, любила поспорить, тем более что в их с Клиффом случае споры, даже самые горячие, всегда заканчивались примирением и... Может, единственное, что она по-настоящему ценит в мужчине, так это умение пойти на мировую? Клиффу хотелось колотить кулаками в стену. Наверное, где-то в глубине души он все же агрессивный человек.
— Ну... может быть, в нем есть что-то еще, что привлекло Линн? — пробормотал он, ощущая во рту горечь, которая не имела никакого отношения к кофе.
Луиза покачала головой.
— Нет, совершенный тупица. — Она допила кофе и встала. — Мне пора ложиться, так что спокойной вам ночи. — Она открыла неприметную дверь в дальнем конце комнаты, за которой обнаружился край кровати, заправленной по-военному аккуратно. Луиза вдруг остановилась и снова повернулась к нему. — Скажите, при всей вашей любви к Линн, что бы вы делали, окажись Майкл зеленым в желтую полоску?
Клиффу было нечего на это сказать. Помолчав, Луиза добавила:
— Кстати, Линн неравнодушна к лимонному пирогу и холодному молоку.
С этими словами она закрыла за собой дверь, оставив Клиффа наедине с его мыслями.
Наконец он встал с кресла, положил в раковину кружки из-под кофе. На столике лежал пирог. Отрезав от него два куска, он нашел блюдца, налил два стакана холодного молока. Поставил все это на поднос и вышел, локтем выключив свет на кухне.
— О'кей, Линни, — приговаривал он, поднимаясь по лестнице. — Как хочешь, но я иду к тебе.
Уже подойдя к комнате Линн, он вдруг вспомнил, что Луиза так и не сказала ему, на кого же похож Майкл.
Неважно. Он вынесет все. Он должен.
Поставив поднос на сосновый сундук, Клифф постучал в дверь. Ответа не было. Он постучал еще, затем осторожно, как вор-домушник, повернул дверную ручку. Закрыто. Нахмурившись, он взял поднос и плечом открыл дверь своей комнаты. Водрузил поднос на стол, понимая, что не сможет этого съесть.
В комнате было душно. Клифф подумал, не выйти ли ему на улицу, чтобы освежиться, однако, вспомнив, как скрипят под ногами половицы, отказался от этой мысли, решив, что ему не удастся выйти, не перебудив весь дом.