Он снял рубашку, бросил ее на диван и принялся мерить шагами комнату. Но ему не хватало места. Он вытер влажный лоб и вышел на балкон. Вспомнил, как ветер колыхал легкие шторы на окне Линн, как ему казалось, что он чувствует разлитый в воздухе запах ее духов.
Теперь дверь, которая выходила из ее комнаты на балкон, была, несмотря на жару и безветрие, закрыта, а шторы задернуты. Линн опустила даже жалюзи, не оставив ни единой щелки, в которую он мог бы заглянуть. Дверь была на замке, свет потушен.
Сколько прошло времени с тех пор, как он видел ее последний раз? Полчаса? Сорок пять минут? Было только начало двенадцатого, а ведь когда-то — он прекрасно помнил — Линн была ночной пташкой, могла читать допоздна. Как он ворчал на нее, когда, просыпаясь, находил ее спящей с включенной лампой, а рядом с ней на подушке лежала раскрытая книга. Но ворчал он с нежностью, любя, и ему даже доставляло удовольствие, когда приходилось встать, чтобы положить книгу на ночной столик и выключить свет.
Что, если сейчас она, как и он, не спит, но не смеет читать, потому что боится привлечь его внимание.
— Линн? — вполголоса произнес он, приблизившись к двери. — Линн, прошу тебя, мне необходимо поговорить с тобой. Я хочу извиниться перед тобой. Я принес тебе пирог. И молоко. Линн?
Ответа не было. В комнате по-прежнему было темно. До боли стиснув зубы, Клифф опустился в скрипнувшее под его тяжестью плетеное кресло. Он пожалел, что у него нет молотка, чтобы разбить стекло или проделать дыру в стене. Он пожалел, что не может совершить чуда — не может заставить Линн снова поверить ему. Он понимал, что у него есть только один способ заставить ее поверить ему — это поверить самому в то, что она не изменяла ему, то есть поверить в невозможное.
Спустя какое-то время Клифф неожиданно уснул. Услышав, как открылась дверь, он проснулся, протер глаза и увидел стоявшую перед ним Линн. На ней была только длинная майка с широким вырезом, обнажавшим кремово-белое плечо.
— Ты здесь уснул, — сказала она. В комнате теперь горел свет, и он явственно видел ее широко распахнутые, пронзительно-голубые глаза и чуть приоткрытые розовые губы. — Иди спать, Клифф.
Клифф встал, прислушиваясь к биению своего сердца, и сделал шаг навстречу. Увидев, как бьется жилка у нее на шее, и не в силах совладать с собой, он протянул руку и коснулся ее ладонью. Линн резко отпрянула от него, и рука его безвольно повисла.
— Я думал, ты спишь, — сказал он.
— Я уже почти уснула, — прошептала она. — Но потом услышала, что ты за дверью. Я слышала, как ты прошел к себе и вышел на балкон. — В уголках ее губ заиграла улыбка, но Линн поспешила взять себя в руки. — Мое кресло скрипит, стоит только кому-нибудь сесть в него. Я думала, ты вернешься к себе, но потом решила выйти и посмотреть...
— Извини, — виновато пробормотал Клифф. Она сказала «мое кресло». Не просто кресло, а «мое». Он чувствовал себя как человек, нарушивший границу частного владения. — Я понимаю, должно быть, это твой интимный уголок, место уединения.
Линн пожала плечами.
— Пожалуй. Мисс Ларсон, которая жила здесь до тебя, никогда не выходила сюда. Боялась высоты. Я часто сижу здесь перед сном.
— Выходит, я разбудил тебя. Ты хочешь, чтобы я ушел и оставил тебя одну?
Их взгляды встретились. Линн покачала головой и протянула к нему руку.
— Нет. — По ее голосу, по этому едва слышному шепоту Клифф безошибочно угадал, что она действительно не хочет, чтобы он уходил. — Нет, Клифф, я этого не хочу.
Он снова коснулся ее шеи, и на сей раз Линн не отшатнулась от него. Клифф почувствовал, как локоны ее волос обвиваются вокруг его пальцев, словно пытаясь пленить его.
Откуда им знать, что Линн давным-давно пленила его и что он хотел бы оставаться в этом сладком плену до последнего вздоха?
Ладонью он ощущал исходившее от нее тепло, и сердце его переполнялось эмоциями, которые были сильнее, чем просто желание, глубже, чем просто страсть. Голова ее теперь покоилась на его обнаженном плече, и он все крепче прижимал ее к себе, хоть она и не пыталась вырваться. Впрочем, не чувствовал он в ней и желания близости.
Она просто стояла рядом, снисходительно принимая его робкие ласки.
Клифф не знал, отнесется ли она столь же снисходительно к его словам.
— Линн, умоляю тебя, прости меня, — произнес он. — За то, что обидел тебя за ужином.
Линн молча, не глядя ему в глаза, кивнула.
— Ничего страшного. — Она попыталась отстраниться, но Клифф удержал ее.
— Малышка, я так люблю тебя, — продолжал он. — И я сам же причинил тебе боль. Я все время твердил себе, что если произойдет чудо и я снова найду тебя, то мне не хватит жизни, чтобы загладить свою вину перед тобой и что я больше никогда не обижу тебя. Но я снова обидел тебя. И самое ужасное, мне кажется, что на сей раз я сделал это намеренно.