Не имевший аналогов на Халуте терминал, позже, правда, уничтоженный в войну, способный принимать представителей даже самых экзотических цивилизаций изменил не только комфорт пассажиров межпланетных рейсов, но и контингент ресторана. К Варнам всё чаще стали забредать строители, портовые грузчики, диспетчеры перед трёхдневным отдыхом после тяжёлой смены, экипажи грузовиков и мусорщиков – все те, кому раньше были ограничены передвижения близ космопорта, дабы не смущать или не пугать приличную публику, а также худо-бедно контролировать криминогенную обстановку. Бранная речь и грубости в адрес официантов вытеснили из ресторана путешественников и семьи. Кружевные скатерти из запасов матери Йенса сменили пластиковые подставки под кружки с алкоголем. Вазочки с цветами незаметно превратились в соусницы. Вместо картин засияли голоэкраны с трансляциями соревнований из всех уголков бывшего Союза, матчей и графиками ставок. Нежные бирюзовые стены пожелтели и покрылись бурыми пятнами в местах, где грязными робами прислонялись грузчики и строители терминала. От старой обстановки остался лишь портрет Лурна на стене за барной стойкой, заставленный бутылками.
Каждый день, правой рукой облокотившись о стойку и вполоборота повернувшись к залу, старик наблюдал за тем, как увядает очередное детище. Не выдержав психологического прессинга ситуации, разительно отличавшейся от того, что случилось с фермой, Лурн начал прикладываться к алкоголю. Незаметно для себя он увеличивал дозу, пока не променял место у стойки на шумные компании, нередко угощая их за счёт кантины. Рестораном теперь это было сложно назвать. Он вернулся к прежнему состоянию, в каком его приобрели Варны.
Однажды Лурн в пьяном угаре поссорился с грузчиком, обозвав его никчёмным уродом, подстилкой для мужчин, и тот пырнул старика виброножом, которым только что отрезал ломтик мяса. Со смертью мужа Элма замкнулась и перестала выходить из своей комнаты. Никто больше не контролировал поваров. Блюда потеряли когда-то хорошо разрекламированную уникальность, до которой повалившему в кантину сброду не было никакого дела.
Йенс долгое время пытался исправить положение в память об отце и ради Малы с Тарисом. Он вопреки всему открыл второй ресторан в престижном районе - ему не хотелось оставлять сыну пахнущее алкоголем и потом наследство. И тот в первый месяц принёс неплохую прибыль. Только за счёт любопытства «денежных мешков», как отзывался о миллионерах и баронах покойный Лурн, долго не проживёшь. Те скоро потеряли интерес к новому месту, не имевшему богатой истории. Ведь хорошая история и традиции лучше продаются, нежели обычная, хоть и вкусная, с изюминкой, домашняя кухня фермеров. Да и кантина возле порта плохо влияла на репутацию ресторана. Такие вещи в среде дельцов и богатеев сложно скрыть, когда на их вкусы влияют вездесущие и вынюхивающие критики. Йенс скоро последовал по отцовской дорожке. Стал выпивать, а напившись, колотил Малу, обвиняя её в разрушении его мечты. Он забрал сына из учебного заведения, где Тарис проявлял склонность к точным наукам, и запретил ему туда возвращаться. Поставив его во главу их пропахшего спиртовыми парами дела, сам Йенс стал коротать вечера за столиками экипажей кораблей, вновь слушая разговоры капитанов. Только теперь его интересовали не вакансии, а рассказы о приключениях на других планетах и рутина полётов сквозь космос.
Совсем юный Тарис, не получивший достойного образования, способного дать шанс выбраться из ямы, куда угодила семья, прошёл школу улицы, пьяных драк и лёгких денег. Для паренька слово «репутация» оказалось пустым. Оно ничего не значило, если прибыль и так текла рекой – рекой куасса и местной раски. Тарис не собирался возвращать былое великолепие ресторана Варнов, запечатлевшееся обрывками в воспоминаниях о детстве. Лишь звонкая монета занимала его мысли. Тарис даже не заметил смерти отца. В годы войны, по иронии судьбы рядом с Йенсом разорвалась пущенная с орбиты ракета, что стёрла городской квартал.