Все студентки пялятся на него, пока он поднимается, практически пуская слюни. Я закатываю глаза и направляюсь к боковому входу. После обеда он, вероятно, будет трахать Маккензи Бэйкер в подсобке.
Боковой вход — спокойный уголок в маленькой школе, ведущий прямо туда, где у меня английский. Я роюсь в сумке, пока иду в холл, достаю телефон и пишу Рэйвен.
Я: Ты еще в школе?
Я брожу по коридору, украшенному фальшивой паутиной и оранжевым и черным конфетти, укладывая все в своей голове пока жду ответа.
Я: Эй, ты в порядке?
Снова нет ответа. Я кладу телефон обратно в сумку и решаю проверить изостудию. Иногда Рэйвен ходит туда ради удовольствия, когда нет профессора, она говорит, что это наиболее спокойное место, чтобы рисовать горы снаружи, вместе с тренировкой на футбольном поле, где парни бегают без рубашек.
Я заглядываю внутрь, но там только один парень рисует в дальнем углу, так что я начинаю отступать.
— Эмбер, — окликает парень.
— Ашер? — я захожу в класс. — Что ты здесь делаешь?
Он прячет улыбку.
— Рисую.
— Но как ты здесь… Я не знала, что можно начать уроки в середине семестра.
— Я не начинал, — отвечает он. — Профессор — брат моего отца и я задержался, чтобы поздороваться с ним… одно приводит к другому. — он поднимает кисточку. — Я не удержался.
— Я смотрю, у тебя есть связи, — говорю я насмешливым тоном.
Улыбка освещает его синевато-серые глаза, затененные прядями волос.
— Я думаю, можно сказать и так.
Я борюсь с желанием пройти через комнату, пробежаться руками по его худощавым плечам, запустить пальцы в его волосы, наклонить его и засосать его язык в свой рот.
— Ну, еще увидимся, — я машу и отступаю назад, чтобы покинуть комнату.
— Разве тебе не интересно, что получилось? — он устанавливает кисти на поднос и движется ко мне.
Я ставлю свою сумку на стол и плетусь через парты, его взгляд все время удерживает меня. К тому времен, как я добираюсь до него, моя кожа шипит от его взгляда и сексуального напряжения между нами.
На нем черная толстовка, натянутая на футболку с изображением At the Drive-In (американская пост-хардкор группа из Эль-Пасо, Техас, существовавшая в период с 1993 по 2001 и в 2012 году.) и выцветшие джинсы, заляпанные капельками черной краски, Йен часто выглядит точно также. Он откидывает свои черные волосы с глаз, и я замечаю небольшой шрам вдоль брови, прямо под его пирсингом.
Он жестом указывает на холст.
— Итак, что ты думаешь?
Я поворачиваю голову и мой рот приоткрывается в удивлении. Это самая прекрасная картина, которую я когда-либо видела. Безупречные мазки кистью черной краской изображают ангела-мужчину с опущенной головой, а темные волосы свисают на глаза. Его ступни вычерчены черным кругом, как будто он привязан на одном месте, и он плачет. Страдание и мука выражаются в нем настолько реально, что я хочу протянуть руку и утешить его.
— Это прекрасно, — я выдыхаю в восторге. — Я чувствую его боль и страдания. Словно это убивает его, находясь в ловушке в этом месте.
— Так значит, ты писатель, — говорит он, немного недовольно.
Я поворачиваюсь к нему лицом и понимаю, что он стоит намного ближе, чем я думала. По привычке, я делаю шаг назад и ногой сталкиваюсь с мольбертом.
— Когда-нибудь я хочу стать им.
Он берет прядь моих волос и заправляет ее за ухо, напоминая, что я должна бояться его прикосновений; что его касание приносит только утешение, а не печаль.
— Ты знаешь, некоторые считают, что глаза — зеркало души? — спрашивает он негромко.
Я поднимаю брови.
— Ты знаешь, что это подкат, правда?
Его напряженное выражение захватывает дух, когда он проводит большим пальцем по моей щеке и ссадине вдоль скулы. Прикосновение его кожи к моей посылает покалывание по всему телу и наполняет меня чувствами, которые я никогда не испытывала прежде, потому что они могут прийти только через контакт с другими.
— Это сейчас, но давным-давно люди считали, что глаза человека позволяют постичь собственную душу. Они показывали их настоящие чувства и беззащитность. — он нежно водит пальцем под моими глазами. — У тебя красивые глаза, но в них так много грусти.
Я проглатываю комок в горле и сосредотачиваюсь на его губах. Господи Всевышний, у него такие сочные губы.
— Эмбер, — шепчет он и на время снимает цепи, которые связывают меня с каждой человеческой смертью. — Я хочу поцеловать тебя, — его голос падает до хриплого шепота, когда он наклоняется. — Пожалуйста, скажи мне, что я могу тебя поцеловать… Боже, пожалуйста, просто скажи это.