Они погрузили ее в машину и с мигалками рванули в больницу. Мы с Йеном садимся в его машину, и он дает мне свою куртку. Я надеваю ее и прикрываю кровь на своей рубашке. Но я не могу скрыть кровь на своих руках.
И так будет всегда.
Глава 17
Мы с Йеном вернулись домой позже той же ночью, когда маму стабилизировали и накачали успокоительным. Она приняла повышенную дозу лекарств, плюс в её организме были найдены следы наркотиков и алкоголя. К тому моменту, как врачи помогли ей дышать, внезапное старение прекратилось. Но осталось несколько лишних морщинок вокруг глаз и немного больше седины в ее волосах.
Она находится под наблюдением, и мы не сможем видеть ее до полного завершения психического анализа. Мы почти не разговариваем друг с другом и Йен прямиком направляется в свою студию. Он не знает, что произошло на самом деле и это хорошо, потому что он не сможет справиться с этим знанием: то, что у мамы была передозировка, и она порезала себе лоб и запястья.
— Если тебе что-то понадобится, — зову я, пока он плетется вверх по лестнице, — пожалуйста, позови меня.
— Конечно, — бормочет он, по пути стягивая ботинки. — Я просто пойду порисую немного.
Я сомневаюсь, что он будет рисовать. Он, скорее всего, запрется в своей комнате и будет курить до отупения. Как только он оказывается наверху, я падаю на диван, поджав под себя ноги.
— Все, что я хочу- это спать вечно. Пожалуйста, просто дайте мне спать вечно.
Я смотрю в окно, как ворон летает снаружи, назад и вперед, назад и вперед, а затем приземляется на подоконник. Он расправляет свои маленькие крылья и смахивает несколько перьев.
— Уходи, — я бросаю диванную подушку в окно.
Спрятав свои крылья, он вращается по кругу, и я бросаю в него ещё одну подушку. Раскрыв клюв, он каркает. Я нехотя стаскиваю себя с дивана и кладу руки на стекло.
— Почему бы тебе просто не уйти?
Удовлетворив мое желание, он летит в сторону дома Камерона. Уже поздно, большинство домов темные, но на чердаке у Камерона горит свет. Мной овладела ярость, не принадлежащая мне, горящая безудержно, как лесной пожар. И будто мои ноги больше не принадлежат мне, я выхожу через входную дверь и бегу через дорогу. На мне до сих пор пижама, в которой я была в полиции и кровь по-прежнему на рубашке и руках, но это нормально. Я отправляюсь туда не чтобы поражать его.
Его джип припаркован перед домом, а шины покрыты кусками грязи. Я прикрываю руками глаза, пытаясь заглянуть в окно, размышляя не найду ли я веревку и рулон скотча, вроде тех, что видела в знамении смерти Маккензи.
— Ищешь что-нибудь интересное? — насмешливый голос Камерона поразительно близко.
Медленно, я поворачиваюсь к нему. Он стоит ближе, чем я ожидала, и моя нога скользит с края обочины, сдвигая меня в сторону.
— Полегче, — он ловит меня за руку и тянет на обочину. На нем потертые джинсы, никакой рубашки и кожа практически светится под тусклым лунным светом. К тому же, в его светлых волосах и на руках пыль, что странно.
Я высвобождаю руку, и на ней остаются пыльные следы его ладони.
— Зачем ты это сделал?
Он знает, о чем я говорю- это ясно по его спокойному выражению лица.
— Но я не делал этого.
— Да, сделал. — я стираю пыль с руки. — Ты был единственным, кто знал местонахождение моей машины.
— Я?! — он качает головой, и пыль сыпется с его волос. — Потому что у меня было ощущение, что ты не смогла бы сама выбраться из машины в ту ночь.
— Откуда у тебя такое ощущение? — спрашиваю я. — И почему в твоих волосах грязь? Ты снова копал могилы, ища ваши, — я делаю воздушные кавычки, — «фамильные драгоценности»?
— На самом деле, в итоге я нашел их в самом неожиданном месте. — его глаза путешествуют вверх по моему телу и задерживаются на дыре в рубашке. — И я думаю, что это я должен задавать тебе вопросы. Начнем с того, почему ты выглядишь так, словно совершила убийство.
— Скажи мне, Камерон, — я изо всех сил старалась сохранить самообладание, но срываюсь и тычу его пальцем в грудь. — Что случилось с Маккензи прошлой ночью после моего ухода?
Он склоняется к моей голове и упирается рукой о крышу джипа.
— А что? Ты ревнуешь?
— Ревную, что не единственная, кого убили? — я прислоняюсь к джипу и скрещиваю руки.
— Знаешь, мне кажется я единственный, в отношении кого ты такая вспыльчивая. — он наклоняется, и его глаза потемнели. — С остальными, с кем я тебя видел, ты была милее, чем могла бы быть. И была со мной такой сначала, но теперь… что случилось?