— Ты отшил меня на озере, — признаю я, отодвигаясь от него настолько, насколько возможно, но я уже довольно сильно прижата к двери джипа. — А потом рассказал полиции, где моя машина после исчезновения Маккензи.
— Я не говорил полиции, где твоя машина, — говорит он и его рука находит мое бедро. — Что было первой вещью, что я рассказал тебе о себе? Что я не лгу.
— Я думаю, это девиз лжецов.
Он разочаровано опускает голову, и его волосы щекочут мой нос.
— Эмбер, Эмбер, Эмбер, что же мне с тобой делать? — он поднимает голову, и печаль возвращается в его глаза. — Это все из-за того, что я флиртовал с Маккензи, и единственная причина, почему я это сделал, чтобы ты приревновала меня — и почувствовала, что почувствовал я, когда появился в твоем доме и увидел, что какой-то парень спит с тобой в постели.
— Знаешь, что? — я ныряю под его руку, но он ужесточает хватку на моем бедре, тянет меня обратно к нему, ударяя о дверь. — Я даже не знаю, зачем я пришла сюда. Должно быть, это был безумный порыв.
— Потому что ты хотела увидеть, убил ли я её, — говорит он, притягивая меня к себе. Он облизывает свои губы и наклоняется ко мне, собираясь поцеловать.
Покачав головой, я вырываюсь из его пальцев, и на этот раз он отпускает меня. Я мчусь по улице, но останавливаюсь, когда он поизносит:
— Вот что ты думаешь. Что я убийца, но ты ошибаешься, и я могу это доказать.
Я оглядываюсь через плечо:
— Я не куплюсь на твой блеф.
Он машет мне, чтобы я следовала за ним, когда идет обратно через лужайку:
— Пойдем со мной, и я докажу тебе это. — он входит в дом и оставляет дверь распахнутой. Через несколько секунд внутри включается свет.
Я иду обратно к обочине.
— Неужели он действительно думает, что я пойду туда? — бормочу я про себя. Опять же, кажется, я не могу умереть, так что какая разница.
Как тень, он маячит в дверях, подсвечиваемый светом:
— Ты идешь или так и собираешься стоять там в темноте и пялиться на дом?
Я качаю головой и останавливаюсь снизу на крыльце:
— Всё, что ты хочешь мне показать, можешь показать снаружи.
Он вздыхает и прячется обратно в дом. Через несколько минут высовывается блондинка.
— Эмбер, ты можешь просто притащить сюда вою задницу, — говорит Маккензи с ноткой мольбы в тоне. — Прежде, чем кто-нибудь поймет, что я здесь.
Я оглядываюсь через плечо на дома, стоящие вдоль обочины и прихожу к умопомрачительному выводу, что я, вероятно, схожу с ума, как некоторые поэты прошлого. Или как Мрачный Ангел.
Я взбегаю вверх по лестнице, мимо Маккензи и через лестничную площадку. Камерон закрывает дверь, и мы проходим в гостиную с темно-красными стенами и кирпичным камином. Полка украшена искусственными растениями и фотографиями. Над ней зеркало, отделанное золотой рамой, а воздух пахнет яблоками и корицей от зажженных свечей.
— Не так я представляла твой дом, — замечаю я, садясь на стул. Камерон и Маккензи сели на диван напротив меня. На Маккензи большая фланелевая рубашка и боксеры, и я не удивлюсь, если одежда принадлежит Камерону. У нее на запястьях и шее кожаные ремешки, будто она решила выглядеть как полугот.
— Копы думают, что я убила тебя, — говорю я ей. — Они привезли меня в участок для допроса пару ночей назад.
— Вау, девушка-убийца говорит, — сказала она ехидно. — Ты была такой тихой в школе, что я думала будто ты немая.
Камерон кладет руку на её голое колено:
— Легче, помни, она знает, что ты здесь, так что веди себя хорошо.
Она возмущено скрещивает руки на груди, сердито надувшись:
— Да, но только потому, что ты заставил меня впустить её. Лично мне плевать, думает она, что ты врешь или нет. — Камерон наклоняет голову, и она отступает. — Мне очень жаль. И прости меня, Эмбер. Слушай, дело в том, что… Ну, у меня проблемы дома. Все было на самом деле плохо, я сказала это Камерону на озере, и он посоветовал мне исчезнуть на некоторое время и отдохнуть.
— Ты ведь знаешь, что тебя все ищут? — говорю я с нажимом. — По всему городу расклеены листовки с твоим лицом на них. Это на самом деле скверно.
— Скверно? — она смеется, и слезы начинают катиться из её глаз. — Нет, скверно расти в доме, в котором росла я.
— У многих скверная жизнь дома, — сочувственно говорю я.
— Ох да, а что скверного в твоей жизни? — слезы текут по её загорелой щеке, когда она царапает кожу под ремешком на шее. — Твой отец использовал тебя, чтобы закрыть рабочие сделки со старыми извращенцами? Я просто хотела быть подальше от него хоть на минуту, просто дышать. Ты никогда не хотела просто дышать?