Я грызу ноготь:
— Да, я полностью понимаю. Но ты должен знать, как поэт, у меня есть желание понимать слова.
— Знаешь, — он делает шаг ко мне, — мы так и не сходили на поэтическую дуэль.
— Это не моя вина, — напоминаю я ему, отступая.
— Ты убежала, — он кладет руку на мое запястье и нежно проводит до плеча. — Я пытался заставить тебя ревновать.
— Камерон, — говорю я с осторожностью, глядя на стену. — Ты, случайно, не видел на озере черную машину с тонированными стеклами?
Его пальцы достигают ключицы, и он кружит по моей коже.
— Нет, а что? Что-то случилось с этой машиной?
Ощущение тишины ошеломляет мой разум, и я чувствую, что тянусь к нему, когда его рука путешествует вниз к моей груди. Но лицо Ашера появляется перед моими глазами, и я трясу головой, выдыхая его прикосновения.
— Я должна идти.
Его пальцы спускаются вниз по моему телу, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, и он тянет меня за край рубашки.
— Ты можешь остаться, если хочешь. И можешь спать в моей кровати. — он невинно поднимает руки. — Я обещаю не трогать тебя, только если попросишь.
— Маккензи ты то же самое сказал? — спрашиваю я, выгнув бровь.
— С Маккензи мы просто друзья, — он улыбается, намерено скользя костяшками пальцев по моему животу. — Но мне нравится, что тебе не безразлично.
Я отхожу назад, между ним и дверью.
— Давай, Эмбер, — он уговаривает меня голосом, которому трудно сопротивляться и тянет меня за рубашку к себе.
Я позволила притянуть себя к нему, размышляя, как он будет ощущаться внутри меня. Я буду чувствовать то же, что и с Ашером? Или будут различия?
— Пожалуйста, останься со мной, — он почти умоляет.
Я вкладываю всю силу воли в свои ноги и отхожу к двери:
— Извини, Камерон, но я думаю, ты слишком для меня.
— Все девушки так говорят, — шутит он, но огромное море боли появляется в его глазах, когда он отпускает мою рубашку. — Подожди. Я провожу тебя до двери.
Глава 18
Когда мне было тринадцать, моя мама запирала меня на чердаке на целый день, потому что считала, что я убила несколько ее комнатных растений. Это было не таким уж большим делом, но только она не давала мне есть и пить, и не было перерыва, чтобы сходить в туалет. Я вышла из ситуации, не будучи слишком травмированной.
Единственное, что меня беспокоило, так это ее вера, что я специально убила ее растения. В то время это казалось смешным; идея, что человек менее чем за пять минут может иссушить комнатные растения. Теперь я размышляю, делала ли я это и всегда ли моя мама знала обо мне.
Я проснулась на диване с ногами, закинутыми на спинку и с висящей вниз головой. Сейчас конец дня, небо окрашено в бледно-розовый. Дети смеются на улице, и кто-то дросселирует мотоцикл. (Дросселирование (от нем. drosseln — ограничивать, глушить) — понижение давления газа или пара при протекании через сужение проходного канала трубопровода — дроссель, либо через пористую перегородку.)
Я лежу неподвижно, с раскалывающейся головой и пытаюсь уснуть, абсолютно не готовая встретить этот день, или выяснять, что делал Йен в своей студии всю ночь. Я слышала, как кто-то проскользнул в конце прошлой ночи, но мне было все равно кто это. Были приглушенные голоса на лестнице, а затем шаги направились на чердак.
Не меняя позиции, я хватаю пульт с журнального столика, но открылась передняя дверь, и кто-то юркнул в дом.
Высокие каблуки застучали по полу.
— Какого чёрта произошло? — спрашивает Рэйвен, кладя руки на бедра. — Почему вчера здесь была скорая?
Вверх ногами она выглядит странно, одетая как ангел с белыми крыльями из перьев и в серебристо-атласное платье. Ее розовы волосы завиты, а макушка обвита белой лентой как нимбом.
Я села и протерла глаза:
— Потому что моя мама свихнулась и пыталась порезать себе вены, — слова выскакивают сами собой.
— Эмбер… — ее руки падают с бедер. Она понятия не имеет, как реагировать на мою честность. — Что я могу сделать, чтобы помочь?
Я стаскиваю свою задницу с дивана, и её глаза расширяются от вида моей рубашки.
— Ты можешь отпустить меня спать, ооочень долго спать, — говорю я. — Всё, что я хочу, так это спать.
Она ахает и прижимает руки к сердцу:
— Какого черта ты вся в засохшей крови?
— Потому что моя мама ударила меня ножницами, — признаюсь я, зевая.
Она раскрыла дыру на моей рубашке, куда вошли ножницы.